Наташа Апрелева - А Роза упала… Дом, в котором живет месть

А сейчас должны заплакать дети, подумала Юля, непременно должны. Она заранее сморщилась, несмотря на приобретенный на службе вроде бы иммунитет к плачу ребенка. Какой уж там иммунитет. Это не мы слышим детский плач. Детский плач просто проходит через нас.

Но, кроме выкриков Марго, ничего не слышалось более. Конечно, вспомнила Юля, девочки заняты — наверняка мучают Наташу в спальне. Наташей звалась красивая кошка, недавно трагически вошедшая в Юлину небольшую семью, состоящую из одних женщин пока.

К Юле за занавеску пришел встревоженный Лукаш.

— Ты в домике? — серьезно спросил он.

— Ага, — прошептала Юля.

You are viewing RumpelstilZchen's journal

3-Июль-2009 08:00 pm

«Не перечьте мне, я сам по себе, а вы для меня только четверть дыма» (с)

МЕТКИ: СЕЙЧАС, ТЫ

Теперь я даже не знаю, на самом ли деле существовала эта история со страшной вспышкой синегнойной инфекции в родильном отделении, где я появилась на свет, или я нафантазировала ее, миллиарды и миллиарды синегнойных палочек, они, говорят, пахнут фиалками. Тем не менее будто бы из-за этой цветочной и бактериальной угрозы младенцев эвакуировали чуть ли не в чумной барак, холерный обоз, лепрозорий, ветеринарную лечебницу «Друг», сухумский обезьяний питомник, и матерей тоже эвакуировали, только отдельно. И бедные бабы с недавно опроставшимися животами в голос выли, тоскуя без своих детушек, хором предлагали сжечь роддом, сжечь его к таким-то чертям. Разумеется, его не сожгли.

Но само по себе решение очень изящно. Оно не предусматривает альтернативы.

Вот и я выбрала такое.

Сейчас я сижу в своем автомобиле. Полчаса назад мы с тобой плотно пообедали в хорошем узбекском ресторане, люблю плов, только настоящий, правильный. Сама не готовлю никогда — смешно пытаться делать что-то непрофессионально. Может быть, через время я захочу стать искусным кулинаром, приложу усилия и стану им. Я пока не знаю. Мы с тобой поговорим об этом, хорошо?

А может быть, и не захочу. Полчаса назад мы с тобой выпили объемистый чайничек зеленого чаю, с курагой и колотыми грецкими орехами, их очень красиво выкладывают на бело-синее блюдо, такими половинками черепах. Что Черепаха сказала Ахиллу, вспоминаю я Льюиса Кэрролла, великолепнейший образчик абсурда, намного веселее зануды Борхеса, и так правильно (абсолютно некстати) завершается.

Мне было бы интересно послушать, что Ахилл говорил черепахе, пытаясь ее догнать, ведь времени у него было достаточно, пусть я и не люблю слово «вечность» — умолял ее остановиться? дать ему короткую передышку — только восстановить дыхание, пожалуйста, пожалуйста? или светски восхищался упругостью песка и свежестью муссонов?

Не понимаю, как можно читать Кэрролла по-русски, своих учеников я учу английскому только для того, это я обычно сообщаю на первом уроке, только для того, чтобы они прочитали Алису в стране чудес на нужном языке.

Спасибо, мисс Ирина, отвечают они.

На нужном языке.

Полчаса назад мы расстались с тобой, ты честно смотрела на меня темными глазами, ты говорила, что просто необходимо взять какие-то вещи из дома, документы, диплом, ты обернешься за час-полтора, и лучше мне обождать тебя здесь, на площади.

Я не знаю, вернешься ли ты.

Но остановилась на площади, ее называют «тарелка» окрестные жители, правильно называют — такая круглая, с богатым внутренним содержанием в виде общественного туалета, в который я как раз и намереваюсь спуститься.

Выхожу из машины. Ритуально пищит сигнализация.

На улице неплохо, совсем нежарко. И уж точно не пахнет горелым, я усмехаюсь. Нет, я ухмыляюсь, наверное.

И еще я хохочу, очень громко.

— Девушка, вам плохо? Плохо? — суетливо и участливо спрашивает неопрятная старушка с редкими, длинными волосами на подбородке и щеках. — Вы так плачете! Так плачете! Что, что вы говорите? Не слышу…

Отец, мать.

Розалия.

Лилия, Маргарита, Роза.

Клаус.

Кот.

Ахилл, черепаха.

Кэрролл, Борхес.

Ты, дорогая, ты.

И опять ты.

Всегда ты.

Простите все.

добавить комментарий…

— Юля, ты молчишь уже третий час, или даже четвертый час.

— Я думаю.

— О чем, душа моя?

— Вспоминаю дурацкий младенческий случай.

— Расскажи мне.

— Мне было лет шесть, наверное, и вот к маме зашла соседка, ее звали тетя Зоечка, именно тетя Зоечка, не знаю почему. Моложавая такая была тетка лет сорока с небольшим, завитые волосы, всегда надушена. И вот она пьет чай с каким-то свежим вареньем, потому что лето, и я ее запросто так спрашиваю: « Тетя Зоечка, а что же, ваша Анька теперь настоящая проститутка? »

Тетя Зоечка подхватывается и в страшном гневе убегает прочь, жаловаться всем, что ее честную дочь Аньку обзывают проституткой. А я просто почему-то была твердо уверена, что девочка, закончившая школу, но не поступившая в институт, называется проституткой.

— Смешная ты. Чаю выпьем?

— Давай попозже, а? Я бы пива выпила лучше.

— Нету у меня пива, прости, пожалуйста.

— Эх ты, математик, а пива нету.

— Я исправлюсь, душа моя, обещаю. А почему ты вспомнила свою замечательную историю про тетю Зоечку?

— Понимаешь, я в детстве была уверена, что свое определение есть у всего-у всего. Вот и девушка, не поступившая в институт, должна непременно как-то официально называться, например — проституткой. И потом, после детства и любого отрочества. Каждому явлению старалась подобрать название.

— Договориться о терминах?

— Да, наверное. Озаглавить ситуацию. А вот что случилось в Доме… Не знаю. Не знаю, что! Невозможно дать имя произошедшему. Розалия мертва. Как она боролась за каждый глоток воздуха, за каждое утро, за каждый день, зубами вгрызалась в жизнь, ногтями вцарапывалась!

— Да, душа моя, не переживай так.

— Не надо только говорить, что она — старый немощный человек, будто бы это что-то меняет.

— Я и не собирался.

— Квартирант погиб. Марго рылась вчера в документах Розалии Антоновны, оказывается, та с самого начала знала, что его фамилия — Пасечник.

— Ну и что? Нормальная хохляцкая фамилия. Добрая такая. Трудолюбивая. Пасечник.

— Да, да, ты просто не в курсе! Это непросто все, сестры и сами-mo толком пока ни в чем не разобрались, но копаются, особенно Марго. Так вот, квартирант Пасечник — внук бывшей домработницы семьи. У них были очень близкие отношения. Домработница как раз вместе с каким-то великим множеством своих детей и жила во Флигеле. Поэтому-то Розалия Пасечнику и сдала Южную веранду, как почти что родственнику, она ведь никогда раньше… Представляешь?

— Ну, в общем, да. Внук домработницы. Объявился. Уговорил старушенцию сдать ему с женой комнату.