Марина Крамер - Три женских страха

Вдруг кто-то из охраны не своим голосом заорал:

– Прицееел! Прицел на ней! – и я скосила глаза, увидев на куртке слева маленькую красную точку.

И в тот же миг папу повалил на землю ближайший к нему охранник, а Акела кинулся ко мне, роняя на землю вместе с креслом и накрывая собой. Я увидела происходящее как на замедленном повторе – вот он бежит, делая широкие броски, полы расстегнутой куртки летят за ним… прыжок – и он хватает меня, закрывает собой и падает, обрушиваясь сверху огромным телом. И мне не больно, не страшно – мне спокойно и надежно. По моему лицу потекло что-то теплое, а лежащий на мне человек сделался неподвижным и тяжелым. Я с трудом вытащила левую руку – она была в крови. Но мне не больно. Это не моя кровь! Той же левой рукой я чуть толкнула лежащего на мне по-прежнему неподвижно Акелу и вдруг вспомнила его. Это же мой муж, мой родной, любимый волк-одиночка…

– Сааашааа! – заорала я не своим голосом. – Сашенька, не надо! Не умирай, Сашенька!

Я его наконец-то вспомнила…

Папа не позволил мне ехать в больницу вместе с мужем. Так и сказал – разве что рядом лежать будешь.

– Оставь его тут! – рыдала я, хватая отца левой рукой за полы куртки. – Пусть останется здесь!

Папа отрывал от себя мои пальцы, отбивался как мог:

– Да ты рехнулась, что ли?! Его оперировать надо, пуля в легком! Как я его оставлю?!

В итоге врачи со «Скорой» сделали мне укол, и я уснула, а когда снова открыла глаза, папа сидел рядом со мной и крутил в руках мобильный. Мне вдруг стало так страшно, что я зажала рот рукой и замерла, не в силах пошевелиться. Папа увидел, что я уже не сплю, и открыл рот, чтобы сказать что-то, но я прошептала:

– Если с ним случилось что-то… я знать не хочу! И тебе не прощу – никогда! – за то, что не пустил с ним!

– Да что ты, дуреха? – испугался папа. – Мне врач звонил только что. Операция закончилась, все хорошо, пулю вынули. Акела твой в реанимации, в одной палате с Семеном. Прямо хоть выкупай там места! – Он комично развел руками и стал на мгновение похож на смешного старого клоуна. – Вся семья перебывала, и сама в первых рядах! Напасть, ей-богу!

Меня интересовало другое.

– Папа, как ты думаешь… Саша – он меня простит? Когда поправится – он простит меня за то, что я его не узнавала?

Отец прижал мою голову к себе, погладил по волосам и усмехнулся:

– Дурында ты, Сашка. Взрослая девка, такие дела творишь – а тут всякую чушь мелешь. Как он тебя не простить-то может, когда любит больше жизни? Видала, как под прицел кинулся – никто из охраны-то не ломанулся, хоть им деньги за то платят. Не задумался, на себя пулю принял. А ты говоришь – простит ли!

Мне стало намного легче. Конечно, человек, готовый отдать за тебя жизнь, не может замечать таких мелочей, как болезнь. Разве я не сделала бы то же самое, разве не попыталась бы спасти его? Конечно, попыталась бы. Он – мой, мой на всю жизнь. И он меня не подведет, не бросит – мой волк Акела.

Мы ведь так и не узнали, кто же все-таки напал на нас с Семеном, кто пытался убить меня в больнице и кто стрелял сегодня. А без Акелы я никогда в этом не разберусь. Выздоравливай скорее, любимый, мне без тебя нельзя…

Папа с интересом наблюдал за тем, как меняется мое лицо, и вдруг сказал:

– Надо же, Сашка, а ведь ты – копия я. И внешне, и характером. Как будто не Семка со Славкой, покойником, а ты… – и он осекся, странно посмотрев на меня.

Но я не придала его словам значения. Я думала только о том дне, когда смогу сказать своему мужу три самых главных слова в жизни: «Ты мне нужен»…

Благословен Ты, о Господь Бог наш, Царь Вселенной, сотворивший плод виноградный. Аминь.