Марина Крамер - Мэри, или Танцы на лезвии

Я благополучно добралась почти до верхней площадки, развернулась, чтобы торжествующе посмотреть вниз, и вдруг пошатнулась и, не удержавшись влажной от напряжения рукой за гладкие перила, кубарем полетела вниз. Отчаянно завизжала Марго, бросаясь ко мне, но удержать, поймать, конечно, не смогла. Ударившись левым бедром о ребро первой же ступеньки, я потеряла сознание.

Почему так больно? Господи, ну, почему мне так больно, что нет сил удержать крик? Неужели это я ору высоким, срывающимся голосом? Открываю глаза и никак не могу сфокусировать взгляд – все плывет и искажается в навернувшихся слезах. Чья-то рука вытирает влагу, и я начинаю видеть. Моя комната, я на кровати, рядом Марго с озабоченным заплаканным лицом, около нее – Алекс с таким выражением, что мне становится страшно, и я снова закрываю глаза.

– Так, ну-ка, выйди, Марго. Мне надо с ней поговорить.

– Я не выйду, – решительно огрызается она, удивляя меня. – Хватит уже твоих экспериментов!

– Ты не слышишь? – чуть удивленно переспрашивает он.

– Слышу. Но не выйду.

– Марго!

– Не кричи. Я не выйду.

Возня, глухой вскрик, удар двери, поворот ключа в замке – тишина, прерываемая тяжелым дыханием.

– Открой глаза.

Я плотнее зажмуриваюсь, трясу головой.

– Мэ-ри, не нервируй меня. Открой глаза.

Я делаю это с неохотой, меньше всего мне сейчас хочется увидеть торжество в его взгляде – торжество от его правоты. Я снова проиграла, снова уступила ему и дала ему возможность снова меня уколоть.

Алекс неожиданно протянул руку, и я чуть съежилась, ожидая удара, но он провел по волосам и совершенно спокойным голосом произнес:

– Мэ-ри... какая же ты еще девчонка. Ведь я просил тебя не стараться переиграть меня, зачем? Чего ты добилась? Что доказала?

Я молчала. Да и что говорить – сама дура, кругом, как ни крути...

– Ох, Мэ-ри, сгоришь ты так.

– Тебе-то что?! Ну, скажи: тебе что?! Какое дело?! Я тебе никто, понимаешь – ни-кто! – выкрикнула я. – И никогда никем не буду тебе, даже если придется под забором подыхать!

Он улыбнулся как-то нехарактерно мягко, взял мою руку. Я попыталась высвободить пальцы, но он держал крепко:

– Зря ты так. Я не хочу тебе зла.

– А я от тебя вообще ничего не хочу – в том числе и добра. Самая большая моя мечта – это чтобы ты исчез.

– А я исчезну, Мэ-ри. Просто всему свое время.

– Так сделай милость – ускорь его. Я хочу, чтобы мы с Марго больше тебя не видели.

Господи, с каким трудом далась мне эта фраза, которую я репетировала все время, что знала этого человека! Сколько раз я произносила ее про себя и вслух, как тщательно подбирала слова и расставляла акценты... И как же трудно она далась мне сейчас...

Я не могла заставить себя поднять глаза и взглянуть Алексу в лицо – мне казалось, что я упаду замертво из-за своей столь очевидной лжи. Я понимала, что он видит это, знает, чувствует. И от этого мне было еще больнее. Как я буду жить, зная, что его нет? Ну, в том смысле, что его нет больше в моей жизни? Что я не смогу увидеть его, услышать, списаться в аське? А Марго? Она любит его, а я снова решаю за двоих...

Алекс молчал, не выпуская моей руки. Как я хотела знать, о чем он молчит, что думает... Мне казалось, что, если сейчас он скажет хоть что-то, я расплачусь, заберу назад свои слова и вообще черт знает что еще наделаю. Но он так же молча, осторожно положил мою руку поверх одеяла и вышел, даже не оглянувшись.

В комнате повисла мрачная и тяжелая тишина. У меня заболело сердце. Я закрыла глаза и боялась пошевелиться, чтобы не усиливать боль. Дверь открылась, и вошла Марго – я услышала ее дыхание.

– Что ты сказала ему? – Голос ее срывался, она плакала.

– То, что должна.

– Какая ты дура, Машка... – это было впервые за все время нашего знакомства – вот эта «Машка» из уст Марго. – Ты оттолкнула человека, с которым была бы счастлива, как ни с кем.

– Счастье на троих меня никогда не возбуждало.

– Дура-а-а... – почти простонала Марго.

Я открыла глаза – подруга сидела на краю кровати и, закрыв руками лицо, раскачивалась туда-сюда, как статуэтка японского божества, стоявшая у меня на комоде под зеркалом.

– Марго... прости.

– Да ты же не мне – ты себе все испортила, бестолковая! Перед собой извиняйся! – вдруг заорала Марго, вскакивая. – Он же за тобой приехал, за тобой!

Повисла пауза. То, что сказала Марго, выглядело неправдоподобным бредом, абсурдом, чушью собачьей – чем угодно. С чего ради ему приезжать за мной – когда есть она? И Алекс прекрасно понимал – я ни за что не соглашусь, не смогу сделать больно Марго. А он, значит, смог – раз сказал ей. Глупость какая... это не может быть правдой.

– Марго...

Но она встала и ушла точно так же, как он, – молча, не оглядываясь.

С этого дня в доме воцарилось гробовое молчание. Гнетущее, разрывающее голову безмолвие окутывало меня, давило, загоняло в угол. Мои попытки помириться с Марго разбивались о ее молчание. Она не реагировала ни на просьбы, ни на слезы, ни на угрозы. Молча приходила утром, помогала встать, позавтракать – все как всегда. Исчезала куда-то, возвращалась так же молча. Она перестала подниматься ко мне на террасу вечерами, и я коротала время одна – в компании книги или ноутбука. Новый роман шел плохо, я сбивалась, не могла сосредоточиться, злилась. Однажды в припадке ярости выбросила ноутбук с террасы вниз, и он разлетелся вдребезги, ударившись о мощеную дорожку. Назавтра к вечеру Марго молча поставила передо мной новый и выложила флэшку с сохраненными каким-то чудом файлами – кроме последних двух страниц.

– Марго... – снова попыталась я, но она уже вышла, закрыв дверь.

Назавтра с утра Марго вдруг оторвалась от просмотра газеты и протянула ее мне. На последней странице я увидела фотографию Артура – вернее, того, что от него осталось, – и небольшую заметку, прочесть которую, естественно, не могла. Вопросительно уставившись на Марго, я ждала, и та не вынесла, взяла газету и быстро, почти без интонаций, прочла, что труп неизвестного мужчины с ранением в область сонной артерии был выловлен рыбаками в Роне вчера вечером.

– Сдуреть можно... – выдохнула я, протягивая руку за сигаретой и надеясь, что хотя бы сейчас Марго заговорит со мной, но она сложила газету, встала и вышла.

Это становилось невыносимым. Она игнорировала меня, словно застала за чем-то постыдным, с чем никак не могла примириться. А по сути, ведь не я увела у нее любимого мужчину, так были ли основания так меня наказывать?

Смешно говорить, но я испробовала все доступные мне способы самоубийства. Но, видимо, богу я тоже не особенно «ко двору» – памятуя о теории, что, мол, «хорошие люди господу нужны».

Судя по всему, ко мне это не относилось, потому что лекарство, выпитое мной, оказалось вполне безобидными витаминами, оставившими только легкую аллергию; веревка, которую я привязала к спинке кровати, лопнула именно в тот момент, когда я пыталась затянуть ее на шее, а мои маникюрные ножницы выпали из руки и завалились так далеко под кровать, что я не в состоянии была достать их. В довершение всего Марго вдруг привела рабочих, и за пару дней они забрали всю террасу «решеткой» из выкрашенных белой краской реек. Ну, ясно – она все поняла и перестраховалась на случай, если я решу вдруг повторить полет собственного ноутбука...