Галина Романова - Пока смерть не разлучит нас

Итак, Сизых удрал. И не просто удрал, а удрал надолго, поскольку дом свой закрыл еще и на щеколду с навесным замком, что делал, по словам Матрены, только тогла, когда далеко уезжал.

– Что делать, Аль? – виновато посопев в трубку, спросил Грибов.

Нет, перед этим он, конечно же, выслушал в свой адрес много непарламентских выражений, а потом уже спросить осмелился.

– Я знаю, что ли?! – воскликнула начальница. – В дом проникнуть нет никакой возможности?

– Постановления нет, – закивал согласно Грибов, будто Лена рядом сейчас стояла и его видеть могла.

– Ох, господи, Грибов! А без постановления что, никак нельзя? – И она шкодливо захихикала. – Не помнишь, как мы с тобой…

Он помнил, помнил, конечно, как они в обход закона проникали в дома подозреваемых и в трех случаях из пяти находили там улики. Но так то было ночью! А тут день белый, да Матрена Семенова на стреме у окна с чаем или без оного.

– Жди темна, что еще могу тебе сказать, – порекомендовала со вздохом Елена Ивановна. – Время скоротать тебе есть где.

– Так она же на работе, Аль, – напомнил Грибов.

– Тогда… Тогда… – она зашуршала бумагами. – Съезди-ка ты по одному адресочку.

– А что там?

– А там у нас армейский друг погибшего Чаусова обретается, высокого полета птица, скажу я тебе. Зовут Сергеем, фамилию отец Чаусова не назвал. И сказал, что Сергей этот все сокрушался, что не дослушал друга, когда тот ему звонил. Поезжай, дружище, да доложить потом не забудь. – И Лена тут же спохватилась, добавив: – Ты смотри там, поаккуратнее. Репутация у парня знаешь какая!

– Ох, как же меня задолбали эти с репутацией! Сначала Бобров, теперь вот этот Сергей!

– Сергей покруче будет. Полулегальный бизнесмен, блин. Так папаша Чаусова его отрекомендовал. Сказал, что после службы пути-дороги Ивана и его друга разошлись и что Сергей этот не тем будто бы занялся. Понял меня?

– Да понял, – промямлил Грибов.

И тут же с тоской подумал, что раз Чаусов в друзьях криминального авторитета имел, то расследованию его гибели конца и краю не предвидится.

– Не печалься, друг, – серьезно отозвалась Елена, снова безошибочно угадав его настроение. – Каким бы Сергей этот ни был, Чаусов звонил ему незадолго до смерти. И тот его не дослушал и сокрушался потом, виноватым будто бы себя даже в чем-то считал. Тебе и выяснить это надлежит.

– Всего-то! – покивал Грибов, усаживаясь в милицейскую машину. – А если он со мной говорить не пожелает?

– С тобой? Не пожелает? Да брось, Грибов. Он станет с тобой говорить, да еще как! Он рад будет посодействовать следствию, чтобы его интересы не дай бог не зацепили. Вот увидишь!..

И снова Ленка оказалась права на все сто. Никто никаких препятствий не чинил Грибову, когда он подъехал к роскошному особняку в центре города, где правил или бандитствовал, еще предстояло разобраться, армейский друг Ивана Чаусова – Сергей, оказавшийся Берендеевым. И охрана на первом этаже, просопев что-то в крохотный микрофон на лацкане, пропустила его без задержек. И секретарша, тряхнув гривой белокурых волос, попросила присесть его на минуточку и почти тут же пригласила в кабинет к боссу. И Сергей Грибову неожиданно понравился.

– Коньячку граммов пятьдесят, кофе, чай? – сразу спросил хозяин кабинета – худощавый брюнет с протезом вместо кисти левой руки.

Коньяку бы Грибов принял теперь с удовольствием, и не пятьдесят граммов, а много больше, но Ленка – узнай она – разорвет его в клочья. Ее рвут, и она рвать станет.

– Спасибо, кофе, – со вздохом согласился Грибов. – Сергей Иванович…

– Можно без отчества, – тут же перебил его Берендеев. – Мы почти ровесники, вы даже чуть старше. Так что, если не затруднит…

Грибова не затрудняло.

– Сергей, расскажите мне подробнее о звонке Ивана незадолго до его смерти, о нем рассказал нам его отец, – попросил Анатолий, принимая из рук длинноногой секретарши крохотную чашечку с кофе.

– Легко! – заверил его Берендеев, пригубив коньяк, он-то себе мог позволить, он тут был хозяином. – Ванька следил за кем-то, босс его обязал.

– Да, я знаю, – покивал Грибов и едва не поперхнулся внезапной горечью, плеснувшей ему в горло с первым же глотком.

Не привык он к такому кофе, все больше растворимый хлебал с тремя кусками сахара на чашку. Сегодня вот какао на завтрак ему подали, рад был. А тут крепчайший кофе! Не по нем такие напитки. Ох, совсем не по нем.

– Так вот он позвонил мне, расстроенный какой-то. Спрашиваю, в чем дело? А он говорит, что, мол, парень тот, за которым он присматривал по просьбе босса, взял да и удавился на трубе отопления в туалете. Я – так, мол, и так, тебе-то что за печаль? А он – босс, говорит, на мое участие намекает. Я Ваньку обругал, говорю, чего паришься, раз ни при чем. А он виноватый какой-то. Спрашиваю, видел что-то? А он: и да и нет, говорит. И, мол, не знаю, что делать, то ли в милицию идти, то ли еще чего.

– В милицию идти вы ему не посоветовали, так? – без труда догадался Грибов.

– Не посоветовал, – не испугался сказать правду Сергей. – У вас ведь, как у портных хороших: дай только человека, а дело вы ему сошьете. Я ему и посоветовал не соваться к вам и вообще забыть обо всем и не париться особо. Потом Ленка зашла, я ее по заднице шлепнул, засмеялся. Ванька почуял, догадался сразу, что я тут хулиганю, обиделся. Говорит, у друга дело – дрянь, а ты там секретаршу лапаешь. И трубку бросил. Так-то…

– И вы теперь испытываете чувство вины перед другом, – закончил за него Грибов, не особо поверивший в раскаяние.

– Типа того. – Берендеев криво ухмыльнулся. – Ванька подставился, ясно. Кто-то бабу эту крепко пас, а он не просек. Вот и погиб потому.

– Это вы о чем? – Грибов осторожно поставил чашку с кофе на стол, ну не мог он пить эту горечь, даже из вежливости не мог.

– О чем? Да тут ясно все. Сначала мужа удавили, чтобы она свободна была. Потом Ванька начал возле ее дома крутиться, теперь он помешал. И его убрали.

– Считаете, что кто-то любит ее с маниакальной настойчивостью и таким вот образом убирает со своего пути соперников? – Анатолий недоверчиво помотал головой. – Не думаю, что все именно так. Значит, Чаусов Иван вам так и не сказал, что видел в день самоубийства Синицына Виктора?

– А это кто?

– Это тот парень, за которым Чаусов приглядывал.

– А-а, понятно. – Берендеев оттопырил нижнюю губу. – Нет, не сказал. Говорит, что-то вроде видел, а может, и нет. Может, показалось. А чего он мог из машины-то видеть? Он же в машине все время сидел!..

Замечание было очень интересным. Грибову оно, во всяком случае, таким показалось, потому что именно этим вопросом он не задался ни разу.

А в самом деле, что мог видеть Иван Чаусов, сидя в машине? Что показалось ему странным? Правильнее, не казалось странным до тех пор, пока не умер Синицын? А когда тот умер, Чаусов вдруг вспомнил про некую странность, что привлекла его внимание, когда он сидел в машине и ждал окончания рабочего дня в фирме, сотрудником которой являлся его объект.