Галина Романова - Пока смерть не разлучит нас

Весна…

Настоящая, яркая, хоть и с неожиданными сюрпризами в виде мокрого снега вечером, но с непременным солнечным светом по утрам, пляшущим в сотнях окон. Сами по себе будто исчезли шапки и меховые воротники. Появились короткие курточки, с тетрадный листок размером юбочки, ажурные чулочки. Все игриво, будоражаще и свежо.

У него вот теперь в приемной сидит такая вертихвосточка, как назвала ее Маргарита, заявившись пару дней назад к нему на работу.

– Как только Вика выздоровеет, чтобы эту вертихвосточку я тут больше не видела, – ультимативно заявила она, прикладываясь холодными сухими губами к его щеке. – Хватит с нас уже всяких разных приключений. Так ведь, милый?

Он покивал, согласился, стало быть. Он ведь снова перестал с ней спорить. Опять стал давать деньги ее маме. Вновь стал прежним – милым, добрым и податливым. И еще он совсем-совсем перестал мечтать. Да и мечтать стало не о ком. Его мечтой была Виктория. А теперь…

Бобров поднес к губам чашку с остывшим кофе и поморщился. Отвратительный кофе готовила его юная смелая секретарша. И чай не умела правильно заваривать. И с сахаром до сих пор не определилась: куда и сколько. Бутерброды так он ей вообще не заказывал. Хлеб ухитрялась строгать, будто тупым топором. Вся приемная в крошках.

И как это у Виктории все так ловко и ладно получалось? Скорее бы уж она выздоравливала и возвращалась на свое рабочее место. Мечтать он о ней больше не станет, так хотя бы работать сможет по-прежнему плодотворно.

Прямо под его окна подкатила старенькая машиненка, затормозила резко, как не развалилась-то. И с пассажирского сиденья выбрался – кто бы вы думали – Грибов собственной персоной.

– Этого еще не хватало! – выдохнул с сердцем Бобров и тут же почувствовал, как задергалось, зачесалось правое веко, а к горлу подкатила горечь.

Видеть этого удачливого мента, которому досталось все теперь – и слава, и уважение, и внеочередное звание, и самое главное – Вика, Бобров не хотел. Он уже трижды игнорировал приглашения явиться к ним в отдел, отнекиваясь занятостью. Хорошо, что телефонными звонками приглашали пока, не повестками.

Вишь, вот теперь сам явился. Если Магомет не идет к горе, так, что ли, понимать?..

– Добрый день, позволите, Николай Алексеевич?

Симпатичная физиономия смотрела на Боброва не гневливо, а как будто даже виновато. Надо же, с чего это? А секретарша, интересно, где? Почему посторонние входят к нему в кабинет без доклада?

Ах, Вика, Вика, кому ты уступила свое место? А его место кому уступила? Этому смазливому и нахальному?

– Да, входите, – кивнул Бобров, отходя от окна к своему столу. – Присаживайтесь, Анатолий Анатольевич. Чем могу?..

И он тут же бросил озабоченный взгляд на часы и брови нахмурил, тем самым ясно давая понять этому мальчишке, что занят неимоверно и что на него у него нет времени. Он и рад бы, да никак, совсем никак.

– Я не займу у вас много времени, Николай Алексеевич, – улыбнулся Грибов, все поняв. – Я, собственно, пришел к вам для того, чтобы… Чтобы извиниться.

– Да ну!!! – Бобров чуть не присвистнул, но сдержался.

– Да, хочу лично извиниться перед вами за нелепые подозрения в ваш адрес. За те неприятные минуты, которые вам пришлось пережить, – заговорил Грибов, сомкнув длинные пальцы и уложив их на стол для переговоров. – Видите, в какую нелепую ситуацию можно попасть из-за запретных чувств.

– Что?!

Он снова отхлебнул из чашки и совершенно некрасиво подавился противным холодным кофе. Брызги полетели на пиджак, Маргарита теперь ныть станет. Но не в этом неприятность. А в том, как этот пацан смотрел на него. Снисходительно смотрел теперь на него этот паршивец! Снисходительно!!

– Мои чувства, Анатолий Анатольевич, совершенно вас не касаются, – противным скрипучим голосом проговорил Бобров, отряхивая пиджак.

– А вот и ошибаетесь, Николай Алексеевич, – весело возразил Грибов, облокотившись на стол для переговоров нагло и по-хозяйски широко. – Меня теперь все касается, что имеет отношение к моей Виктории.

– Вашей?! – фыркнул Бобров. – С каких это пор она ваша?!

– С недавних, с недавних, не волнуйтесь вы так, – все еще улыбался Грибов, но уже со злым напряжением во взгляде. – Потому-то, собственно, я и здесь.

– Почему это потому?! – продолжил петушиться Бобров, но внутренне сник уже и смирился.

Конечно, Вика теперь будет принадлежать этому наглецу. Сильному, красивому, без обвислого живота и подернувшихся жирком плеч, агрессивному в своей самоуверенности и молодости.

А Боброву что остается? Ему остается его скучная жизнь и Маргарита. Ему останутся его обильные завтраки с жареным мясом и сытным гарниром. Шелковый халат, тапочки, глубокое кресло перед телевизором, ужин, подаваемый прямо к его коленкам. Скука, конечно, смертная, но привычно и удобно. Пускай оно так и будет, что ли? Чего спорить и задираться, шансов-то нет никаких!

– Потому что, если вы не оставите ваших кобелиных заигрываний с моей невестой, я не позволю ей больше здесь работать, – просто объяснил Грибов без лишнего словоблудия. – Вам все понятно?

– Абсолютно, – кивнул Бобров и с силой потер щеки ладонями. – Да не было никаких заигрываний, вы же знаете Вику теперь, понимать должны, что она не допустила бы ничего подобного. Мечталось так, знаете ли… Но сейчас все изменилось. Правильнее, все встало на свои места. У меня есть жена, дети, ужин перед телевизором, пижама и тапочки на босу ногу. У меня есть дом и… Вы уж не лишайте меня такого ценного сотрудника. Сидит теперь вон видели кто?

– Видел, – кивнул Грибов. – Губы бантиком, попка крантиком.

– Вот, вот. Племянница нашей кадровички. Слезно просила за девушку, чтобы попробовала та себя на время болезни Виктории. А разве сравнится?! Вика-то что сама говорит? Собирается на работу сюда или нет?

– Она даже обсуждать ничего не хочет, – вздохнул Грибов, вспомнив напряженный разговор, состоявшийся накануне вечером. – Говорит, Николаю Алексеевичу и так досталось из-за меня, я его не предам. Уважает она вас очень, Николай Алексеевич!

– И то ладно. – На душе у Боброва потеплело, хоть одна новость приятная за утро. – А расскажите-ка вы мне, Анатолий Анатольевич, если позволяет вам ваша занятость, чем закончилась вся эта запутанная и страшная история, начавшаяся со смерти Синицына Виктора?

Грибов еле удержался от колкости про занятость. Аж язык зачесался, да зубы не пустили наружу.

Минут пять назад сам Бобров смотрел на часы с грустной озабоченностью, теперь его временем свободным интересуется. А его у него вагон просто! Ему Ленка отпуск с завтрашнего дня подписала. И велела уложиться в него со всеми его свадьбами, переездами, болезнями невест и прочим. Злилась, конечно, обижалась за непристроенных подруг в поварских колпаках. А ему-то что? У него теперь Вика есть. Ему ничего больше не надо.