Ирина Мельникова - Мой ласковый и нежный мент

Людмила вновь побрела по улице, не замечая, что слезы смешиваются с дождем, да и красивый плащ, который она недавно приобрела в Москве, промок насквозь и больше не согревает ее. Она дрожала, как в лихорадке, и не замечала этого, как не замечала, что чемодан оттянул ей руку, а сумка – плечо…

«Да, – продолжала она рассуждать про себя, – ему нужна надежная и верная жена – мягкая, непритязательная, услужливая. И Надька подходит по всем статьям. Хотя бы потому, что никогда не будет перечить ему, станет стирать и гладить его брюки и рубашки, воспитывать его детей и молчать в тряпочку… А он ни во что не будет ставить ее, не станет считаться с ее мнением и при случае налево сходит… С его талантами и известными наклонностями это вполне в порядке вещей…»

До своего дома она добиралась уже в кромешной темноте. Дождь лил не переставая, в туфлях хлюпало и чавкало. Они то и дело сползали с ног, и более всего Людмила боялась их потерять, в душе ругая себя на чем свет стоит за то, что не послушалась Лайзы и не надела осенние сапожки. Решила пофорсить и была за это справедливо наказана, провалившись несколько раз в лужи по самую щиколотку. И старалась не думать, во что превратился совсем еще новый плащ – ее длиннополая гордость и полумесячная зарплата. Она впервые позволила себе столь дорогую и модную вещь, в которой чувствовала себя не очень уютно, особенно когда стала замечать реакцию мужчин, проходящих и проезжающих мимо. Впервые она поняла, что значит красивая одежда для женщины. И впервые ощутила себя по-настоящему красивой женщиной…

Последний перед домом переулок превратился в настоящее болото, и Людмила миновала его, уже не заботясь о собственных ощущениях и даже не боясь поскользнуться. Ее трясло то ли от холода, то ли от каких-то не очень веселых предчувствий. И стоило ей оказаться перед родной калиткой, как она опять забыла и о дожде, и о том, что надо еще затопить печь и долго ждать, пока она согреет выстывшие комнаты… Она безотрывно смотрела на темные соседские окна. Похоже, там уже спали… Хотя нет, сквозь зачастивший с еще большей силой дождь она усмотрела слабый огонек, пробивавшийся через темноту. Вполне вероятно, Максим Андреевич дожидается сына, пьет чай на кухне, читает… А если это Надька? Возможно, она уже переехала к своему будущему мужу, чтобы не упустить журавля, нечаянно залетевшего в ее сети…

Людмила сердито чертыхнулась и убрала с лица мокрые волосы. Конечно, она прекрасно все понимает. Барсуков великолепно ориентируется в человеческих слабостях, весьма искусно манипулирует людьми, которые, хотят они того или нет, сразу попадают под его влияние, а он так умело этим пользуется. И она тоже хороша, слишком легко отдала себя во власть человека, чьи намерения и поступки просчитывала с самого первого момента их знакомства, но в какое-то мгновение все же потеряла осторожность и не заметила, как тоже оказалась под его влиянием… Он добился от нее всего, чего хотел, причем таким образом, что она на какое-то время потеряла и волю, и чувство реальности, и даже представление о том, что на самом деле нравственно, а что безнравственно. Она отпустила свои чувства на свободу, что едва не привело ее если не к полному краху, то определенно к частичной потере рассудка…

Людмила опять чертыхнулась, потому что замок на сумке заело и она никак не могла достать ключ, чтобы открыть калитку в воротах и проникнуть в собственный дом. Стоя по колено в мокрой траве, заполонившей все подступы к воротам, она с досадой дергала за язычок «молнии», потом сняла сумку с плеча. И в этот момент она раскрылась. И все содержимое: ключи, документы, косметика, кошелек с деньгами и еще какая-то мелочь, которая иногда без толку месяцами болтается по женским сумочкам, – вывалилось ей под ноги. Мгновение Людмила тупо смотрела в темноту, потом наклонилась и принялась шарить руками в траве. Почти сразу нашлись кошелек, косметичка и паспорт, но связка ключей как сквозь землю провалилась. По идее, она не могла далеко отлететь в сторону, была слишком для этого тяжелой, но Людмила обыскала дюжину раз все вокруг себя, ощупала и прочесала пальцами каждую травинку, каждый мало-мальский кустик, но ключи словно испарились, растаяли, канули в вечность в этой грязной мешанине из пожухлой травы, мелкой щебенки и опилок, которыми когда-то была усыпана дорожка, ведущая к дому.

Наконец она не выдержала. Не возиться же в этой грязи до утра в напрасных поисках. К тому же она боялась, что вот-вот подъедет со службы Денис и застанет ее в столь неприглядном виде… Выпрямившись, она огляделась по сторонам и подхватила с травы чемодан и сумку. Теперь ей предстояло незаметно миновать чужой двор, перелезть через забор, разделяющий их усадьбы, и попытаться выставить окно на веранде, чтобы открыть замок изнутри. Внутреннюю же дверь, запиравшуюся на висячий замок, она собиралась взломать при помощи ломика, который, насколько она помнила, хранился в чулане, в ящике для инструментов…

Выстроив в голове этот на первый взгляд легко осуществимый план и оставив поиски ключей на утро, она решительно направилась к соседской калитке. На ее счастье, она была заперта всего лишь на щеколду. Видно, и вправду Денис скоро вернется, и нужно спешить, чтобы он, не дай бог, не обнаружил ее в своем дворе или, того хуже, верхом на заборе…

Она переступила доску, загораживающую щель, через которую Смелый пытался в свое время улизнуть на улицу, и только увидев мчащуюся ей навстречу огромную мохнатую тень, сообразила, что щенок за время ее отсутствия успел превратиться в почти взрослую собаку и вполне допустимо, что он напрочь забыл о ее существовании. В последний момент Людмила успела закрыть лицо руками. Тяжелые лапы ударили ее в грудь, и она упала навзничь. Изо всех сил попытавшись оттолкнуть от себя огромную лохматую голову, она сердито прикрикнула на пса, но Смелый в ответ зарычал глухо, встал передними лапами ей на грудь и залаял, как ей показалось, оглушительно громко и недовольно. Но еще громче хлопнула дверь веранды и выскочивший из дома человек крикнул повелительно: «Смелый, фу! Ко мне, Смелый!»

Собака нехотя повиновалась, сошла с Людмилы и села рядом, поглядывая то на нее, то на приближающегося хозяина. Людмила лежала ни жива, ни мертва, и не от того, что не могла подняться, а по той простой причине, что узнала этого человека с самой первой секунды, когда он появился на крыльце. Денис Барсуков спешил к ней со всех ног, не подозревая, кто вдруг набрался наглости потревожить его покой в столь позднее время. Денис склонился над ней, и она закрыла глаза от страха, не зная, как объяснить, почему оказалась в его дворе, вернее, посреди лужи, которая скопилась на бетонной дорожке, ведущей к его дому.