Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!

– Да, – сказал Генка нежно. Ему показалось даже, что из трубки запахло ее духами.

– Это я, – негромко сказала Ася. – Привет. Ты где-то едешь в своей большой машине по большому городу?

– Я еду в своей большой машине по своему большому городу, – заходясь от счастья, подтвердил Генка. – А откуда ты знаешь?..

– Я слышу, как работает мотор в твоей большой машине.

– Как давно ты мне не звонила!..

– Разве давно?

– Очень давно!

– А ты скучал?

– Я думал о тебе каждую минуту. Нет, каждую секунду.

Самое главное, в этот момент Генка Зосимов искренне верил в то, что думал об Асе каждую секунду. Как это у него получалось, он и сам не знал, но получалось.

– Я была занята, – объяснила Ася очень серьезно. – И не могла тебе позвонить.

– А ты думала обо мне? Хоть чуточку?

Она засмеялась, кажется, немного грустно.

– Я же тебе звоню…

– А что это значит?

– А это значит… Ничего это не значит!

– Ну вот, – огорчился Генка. – Ничего не значит! Мы можем с тобой сейчас встретиться? Ты в городе? Или там, у себя в Гатчине?

Она сказала, что в городе, но задержится не слишком долго.

– Ты же знаешь, – добавила она, – я надолго не могу.

– Тогда давай…

Он посмотрел на часы, выкручивая руль. Да, да, про то, что его послали «на дело», он отлично помнил, но «дело» никуда не денется, если он просто попьет где-нибудь в центре кофейку! Всего полчаса это займет! Ну, может, чуть побольше! А телефон можно забыть в машине, или вытащить из него батарейку, а потом сказать, что разрядилась, или придумать еще что-нибудь!

Что такое?! Имеет он право на личную жизнь или не имеет?!

– Тогда давай встретимся в кофейне на Разъезжей? Только прямо сейчас! Можешь туда подъехать? Или давай я за тобой заеду, куда скажешь! И не говори, что не можешь, малыш!

И этот самый «малыш» выговаривался у него естественно и совершенно серьезно, как будто не было в нем никакой первобытной пошлости. Еще Генка говорил всем своим женщинам «лапуля» и «зая» – и это у него выходило легко, и «лапули» и «заи» всегда радовались, им нравилось!..

– На Разъезжей? – будто сомневаясь, переспросила Ася. – А где там кофейня?

– Ну, как же, дом шесть! Там подают отборный ямайский кофе! Самый лучший в Питере.

На самом деле Генка кофе не очень любил и о том, что он бывает ямайский, да еще отборный, узнал от Катьки. Выдра и выпь эта Катька, но хоть на что-то пригодилась!

Кофейня на Разъезжей, где подавали отборный кофе, была не слишком дешевой, и Генка прикинул, хватит ли у него денег. Вроде хватает, если особенно не шиковать. Машину заправить тоже надо бы. Впрочем, на заправку он возьмет у Катьки в сумке – телефон возьмет и денежек прихватит немножко.

В конце концов, что тут плохого? И зачем ей деньги?! Ее все равно скоро посадят!

– Тогда приезжай к «Владимирской», – так называлась станция метро. – Я буду тебя ждать у выхода, который слева, знаешь? Я там буду минут через двадцать. Успеешь?

– Конечно, успею! – обрадованно закричал Генка.

Конечно, успеет! Разве может он не успеть к своей единственной, ниспосланной ему в утешение, к своему пугливому олененку, к своей красавице с неизъяснимыми глазами? Он еще успеет цветочков прихватить, осенних, милых, у каких-нибудь уличных пристанционных бабусь, притащивших свои хризантемы с дачных участков в Павловске!

«Дело», на которое он был послан, перестало его волновать совершенно, все мысли переключились на Асю и предстоящую прелесть свидания с ней, и он на самом деле позабыл телефон в машине, когда они выходили возле кофейни!

Ася немного подмерзла, ожидая его, – когда он подъехал, выскочил из машины и выхватил милые осенние цветы, она уже стояла возле выхода из метро, улыбалась замерзшей улыбкой, и равнодушная толпа обтекала ее со всех сторон. В этой толпе смеялись, толкались, громко говорили, как будто она вовсе и не стояла тут же, у дверей, не жалась зябко и трогательно!.. А может, она и не замерзла, просто Генке хотелось так думать, чтобы греть ее ладошки своими большими горячими руками – ох, черт, кажется, это тоже из какой-то книжки, а может, из кино, как и «грязная работа»! – оберегать ее и вести в тепло и вкусный кофейный запах.

Он знал, что у него очень мало времени – Ася никогда не оставалась надолго, – и он постарался использовать это время как следует: выбрал самый укромный уголок и сел так, чтобы ногами, руками, боком касаться своей красавицы. Она улыбалась таинственной улыбкой и чуть отодвигалась от него, когда он становился слишком настойчив.

Она отодвигалась, а он придвигался, и в конце концов она засмеялась – словно серебряные колокольчики зазвенели. От ее губ пахло кофе и вишневым пирожным, и он все целовал и целовал их, а когда она положила узкую ладошку ему на губы, он стал целовать ладошку и никак не мог оторваться.

Кажется, за окнами начался дождь, а потом прошел, потому что вдруг как-то очень по-осеннему посветлело, внезапно и коротко, а потом опять надвинулась темнота, и оказалось, что уже вечер.

Они просидели в кофейне до вечера, а Генка так и не вспомнил о том, что у него «задание», и о том, что «жизнь на волоске»!

Поминутно целуясь, они вышли из кофейни в сырой и мрачный питерский вечер, слегка подсвеченный размытыми желтыми огнями. И огни, и вечер казались Генке необыкновенными.

Огни словно плыли в мелкой водяной пыли, оседавшей на куртках и волосах, и их неяркий свет был как из андерсеновской сказки, и все казалось, что из-за ближайшего угла сейчас выйдут Кай и Герда, держась за руки и постукивая по мостовой своими деревянными башмаками!

– А розы? – с нежной насмешкой спросила Ася, когда Генка рассказал ей про Кая и Герду. – У них должны быть не только башмаки, но и розы!

Ну, хорошо, тогда, значит, из-за ближайшего угла сейчас выйдут Кай и Герда, постукивая по мостовой своими деревянными башмаками, а в руках у них будет глиняный горшок с кустом пышных красных роз!

– Вот так правильно, – похвалила Ася.

Генка посадил ее в машину и первым делом выключил свой мобильный телефон. Чтобы не расстраиваться, он даже не стал смотреть, сколько там непринятых вызовов, сразу нажал красную кнопку, и дело с концом, но глаз все-таки отметил какую-то жуткую, двузначную, хвостатую, как ему показалось, цифру.

Провались все к чертовой матери! Имеет он право на личную жизнь или нет?!

Они ехали очень долго – вечер, пробки. И Генка старался никуда не спешить, подольше растягивая счастье побыть со своим «олененком». Раньше они никогда не были вместе так долго, и счастье от того, что она ему доверяет, что ей с ним интересно, что он нужен, распирало его.

Они ехали и играли в игру. Им было очень весело.

Игру придумала Ася. Он запускал руку в ее сумочку – сокровищницу женских тайн и носительницу особого эротического заряда – и должен был на ощупь определить предмет, который Ася держала в сумке своей рукой..