Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!

Говоря все это, Владик аккуратненько подцепил Хелен под руку и повел ее в сторону темнеющей на фоне неба громадины Исаакиевского собора. За деревьями, за косо летящим снегом тела собора не было видно, и высоко-высоко плыл только подсвеченный купол.

– Он не мог прийти с прогулки! Я зашла в номер, его не было. Я же вам говорила! У меня всегда, всегда есть второй ключ, в любой гостинице мира! Он не может оставаться один, ему все время нужна…

– …прислуга, – подсказал беспощадный Владик.

– Ну да, – согласилась Хелен, не обратив внимания на «прислугу». – Ему тоже нелегко, я же понимаю! Это что такое за жизнь, когда все время на людях, как в стеклянном ларце! И на сцене, и в гостинице, и на улице!.. Кто автограф попросит, кто сфотографироваться!.. Он иногда и скандалит просто так, чтоб от нас отвязаться и остаться в одиночестве. Я же не дура, все понимаю. Вот он затеется скандалить, а я уже знаю – значит, завтра у меня выходной. Он будет один сидеть, даже телефон выключит! И костюмеров можно отпускать, и водителя! – Тут она неловко улыбнулась Владику. – Вас то есть.

– Ну да, – согласился тот, – меня то есть.

– Ну вот. Я вышла из номера и спустилась вниз, в холл. Там такой диванчик стоит круглый, посередине, помните?

– Помню.

– Ну вот, мимо этого диванчика никак нельзя пройти незаметно, ни в лифт, ни на лестницу. Да он по лестнице и не пошел бы, шестой этаж!.. Я сидела на диванчике весь вечер. И он не приходил.

– Неправда ваша, Елена Николавна! Вы же отходили к стойке портье, чтоб сказать им, чтобы я вам позвонил или зашел в ваш номер!

– Да не отходила я, – сердито сказала Хелен. – Я подозвала портье, и она подошла ко мне. Сама. И я все ей передала.

– А… зачем вы меня искали?

На этот вопрос Хелен ответила моментально, и ответ странным образом разочаровал Владика Щербатова:

– Я же знаю, на кого вы работаете, Владислав. Я хотела, чтобы вы ему позвонили.

– Кому?

– Вадиму Григорьевичу.

– Ого, – сказал Владик.

…А ему-то хотелось, чтоб она искала его… просто так! Ну, чтобы он одним махом решил ее проблемы, как давеча он решил проблему с врачом!

Все-таки мужики – непроходимые тупицы. Может, конечно, не все, но некоторые, вот, к примеру, он, Владик Щербатов, – точно тупица. Все ему хочется героические подвиги совершать, на коне скакать, шашкой махать, и чтобы в это время на него обязательно смотрела «прекрасная дама».

Подвиги не имеют смысла, если поблизости нет дамы. Тонуть, спасая ребенка, или старушку, или зайчика на бревнышке, бессмысленно, если никто не стоит на берегу и не смотрит с замиранием сердца, как оно, это спасение, происходит. И, по большому счету, неважно, насколько прекрасна эта самая «прекрасная дама», насколько опасно положение и насколько необходим сам подвиг! Самое главное – сказать «я делаю это ради тебя», и только тогда все получится, и только тогда потянет на подвиги, а просто так… неинтересно.

И несмотря на то, что Хелен никак не годилась на роль «прекрасной дамы», если только на роль «противной», Владику очень хотелось ее приручить. Она его раздражала, беспокоила, дергала, как зубная боль, но в ее присутствии он чувствовал себя живым, состоящим из плоти, крови и нервов, а не просто «куском говядины», как выражался когда-то его тренер по самбо.

– Откуда Никас мог взяться в номере? – продолжала Хелен, которая знать не знала о странных мыслях Владика. – Ну вы подумайте сами! Мимо меня он не проходил, в номере его не было, ресторана на седьмом этаже нет, там только номера, и больше ничего. Так откуда?..

– Лен, – неожиданно для себя назвав ее человеческим именем, а не собачьей кличкой и не по отчеству, спросил Владик, – а какая нам теперь уже разница, откуда он взялся?! Ну пришел, вы его просмотрели, он поднялся в номер, когда вы на лифте спускались в холл, и лег…

Тут что-то зацепило его сознание, и он замолчал на полном ходу.

А ведь и вправду странно!.. Если Никас пришел с улицы, значит, на вешалке должна быть куртка. И ботинки! Первым делом Никас снимал ботинки, где бы он ни находился, даже в машине или в самолете! Он говорил, что терпеть не может зиму и осень именно из-за ботинок! Он говорил, что они сыреют и ноги от них гниют, что ботинки – плебейское, варварское изобретение и древние патриции носили только сандалии, в которых ноги дышат и сами летят, и еще какую-то ерунду в этом же роде!..

Но никаких ботинок в коридоре не было. И куртки на вешалке – тоже. Если Никас выходил на улицу и вернулся, значит, он лег спать в ботинках и куртке.

Это невозможно. Значит, на улицу он не выходил.

Но если на улицу он не выходил, ботинки и куртка должны были остаться в коридоре.

А их там не было.

– Елкин корень, – сказал Владик Щербатов, и Хелен на него посмотрела, – а где ж его одежда и обувь? Ну, верхняя одежда! В гардеробной ничего не было, только чемоданы. Все плечики пустые. Под вешалкой тоже ничего.

– Мы не разбирали чемоданы, – зачастила Хелен. – Он сказал, что устал и чтоб я попозже прислала горничную, а сама не приходила, он не любит, когда я разбираю его вещи!

– Да, – задумчиво заключил Владик. – С вещами непонятно.

Они медленно шли по темному скверу, стараясь попадать шаг в шаг. Хелен для этого шагала широко, а Владик, наоборот, сдержанно. И еще она держала его под руку – вот уж чудо из чудес, сказал бы ему кто утром, что вечером директрису уволят и он будет прогуливать ее в скверике возле Медного всадника, да еще держать под руку!

– А он мог ездить на встречу со спонсором?

– С Вадимом Григорьевичем? Без машины, без водителя и без охраны?

– А может, Вадим Григорьевич прислал водителя, машину и охрану!

– Я бы знала, – сказала Хелен, подумав. – Никас бы мне сказал. Он всегда страшно гордится, когда его приглашает спонсор. Вы не понимаете, Владик, как это важно!

– Нет, – буркнул Владик. – Не понимаю.

– Деньги, – Хелен пожала плечами. – Что ж тут непонятного?

Все было непонятно, и Владик решил, что утром непременно позвонит всесильному Вадиму Григорьевичу и доложит, что певец Никас на какое-то время пропал из своего номера, а потом внезапно там появился. Может, про куртку и ботинки рассказывать и не стоит, а про внезапное исчезновение и появление, пожалуй, нужно рассказать.

В конце концов, это прямая обязанность Владика Щербатова – охранять Никаса от неприятностей и извещать Вадима Григорьевича, если таковые случаются. А с работы он пока еще не уволился окончательно, следовательно, обязанности свои будет выполнять.

И Вадим решил утешить Хелен:

– Не волнуйтесь вы так. Этот ваш… Никас проснется завтра утром, поймет, что жить без вас не может, вызовет к себе, и вы получите свою работу обратно.

– Вы не понимаете. Он меня терпеть не может. Он только и искал повод, чтоб меня уволить, и все не получалось. Я ведь… очень старалась, чтобы ему было хорошо! Меня же вся группа ненавидит, потому что я все делаю так, как он мне скажет! Он орет, и я ору. Он хамит, и я хамлю. Он всех кроет матом, и я крою.