Татьяна Устинова - Жизнь, по слухам, одна!

Глеб Звоницкий.

И этот человек в ужасных брюках, с синяком на шее – между прочим, не имеющим никакого отношения к криминальным разборкам, в которые он угодил, тут Катя покраснела, – в перекошенной рубашке, которую он неправильно застегнул, босой, бритый наголо, с содранными костяшками пальцев, огромный, страшный, родной и самый лучший, бесцеремонно вторгся в ее философские размышления.

– Слушай, убогий, – сказал он тому, который по ошибке считался ее мужем, – а как ты узнал, что Ниночка убита? Ну, что ты хотел подставить Катю, звонил ей и ждал в машине, что из этого выйдет, я понял. А откуда ты узнал, что Ниночку убили? Если, конечно, ты не сам ее убил? И как ты ее убил?

Это уж он просто так прибавил, для устрашения.

Сей красавец убить в принципе не способен, как не способны убить слизняк или лягушка. Глеб никогда не видел эту его художницу – вероятно, она способна на многое, но этот извивающийся перед ним червяк убийцей быть не может.

– Я не убивал! – крикнул червяк. – Я не убивал, клянусь!

– А кто ее убил? Илона?

– Не-ет! Нет! Илона не убивала! Понимаете, все случайно получилось! Мы вышли, а она лежит! Ну, я-то ее сразу узнал, конечно. Я и говорю Илоне…

У Глеба заболела голова.

– Откуда вы вышли?

– Как откуда? – поразился Генка. – От Кулебяки!

– От какой кулебяки?!

Катя вдруг положила руку ему на плечо. Глеб посмотрел на нее и удивился: Катя улыбалась.

– Кулебяка – фамилия художника, – пояснила она. – Это такой концептуалист, Генка его очень уважает. И он на самом деле живет в одном подъезде с Ниночкой!

– Мы вышли, – продолжал Генка как ни в чем не бывало, – и увидели твою Ниночку, и Илона моментально все придумала!

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы в вечер убийства просто были в гостях в том же подъезде?

– Да кто угодно может подтвердить! Илона, например!

– Это не подходит.

– Ну, сам Кулебяка может! Хотя, когда мы уходили, он уже никакой был, но все равно может! Наверное. По крайней мере, мы весь вечер у него просидели, это он подтвердит. Наверное.

– А кроме вас с Илоной, кто-нибудь еще в гостях у него был?

– Никого не было, – глядя на Глеба честными-пречестными глазами, поклялся Генка. – Илона показывала свою новую инсталляцию, она называется «Соль земли», и… больше никого не было.

Глеб подумал немного.

– Вы вышли от этой вашей запеканки…

– От Кулебяки!

– Вы вышли от Кулебяки, обнаружили Ниночкин труп, решили позвонить Кате и вызвать ее на место преступления. А почему вы в милицию сразу не позвонили? Чтобы ее взяли с поличным, так сказать?

Генка застеснялся.

– Я хотел, – признался он и потупил глаза, – но Илона меня отговорила. Она сказала, что в ментовке номер сразу определят и узнают, кто владелец телефона. Она сказала, что гораздо лучше будет, если Катька приедет и менты ее прямо на месте возьмут, тепленькую!.. Мы думали, что Катька там в обморок упадет, а соседи милицию вызовут, но она не упала, и милиция позже приехала.

– И Илона тебе велела забрать у нее телефон, – подытожил Глеб.

– Ну да, – согласился совершенно несчастный Генка. – Если бы мы телефон забрали, никто никогда не узнал бы, что ей не Ниночка звонила, а звонила Илона. И я бы сказал, что Катька невменяемая и ее надо на экспертизу, или как это называется у ментов!..

Поначалу Глебу очень хотелось Генку убить. Потом… раздавить, как мокрицу или слизняка. Теперь он смутно понимал, что ни давить, ни убивать нельзя, нужно как-то использовать его в своих интересах, но было противно.

– Тебя прислала Илона, и ты искал Катин телефон, чтобы от него избавиться. Я понял. Кать, принеси его портфель, я посмотрю, что там у него.

– Зачем вам мой портфель?! Не смейте его трогать! Вы не имеете права!

– Имею, – сказал Глеб совершенно хладнокровно. – Катя, принеси, пожалуйста!

Портфель – из очень дорогой кожи, шелковистой на ощупь – оказался почти пустым. Генке нечего было в нем носить, никаких бумаг он не писал и эскизов в последнее время тоже почти не рисовал, и портфель ему был нужен исключительно «для красоты».

В первом отделении лежал складной зонтик, и больше ничего. Глеб вынул зонтик и аккуратно положил на журнальный столик. Во втором болтался свернутый в трубку мужской журнал с соблазнительной красавицей на обложке. Глеб вытряхнул красавицу, и сердце у него вдруг стукнуло чуть сильнее, чем полагалось.

Пистолет.

– Так, – самому себе сказал Глеб. – Это интересно.

Полой своей рубахи он подцепил пистолет за ствол и извлек из портфеля.

Катя медленным движением подняла руку, как будто хотела защититься. У Генки от изумления приоткрылся рот.

Играет? Так хорошо играет? Или вправду видит пистолет первый раз в жизни?

– Ты где это взял, убогий? – ласково спросил Глеб и аккуратно положил пистолет поверх глянцевой красавицы. – Только не говори, что нашел на улице, я тебе все равно не поверю.

Генка с ужасом смотрел на маслянистую черную штуку, лежащую на столе. Вместе с этой штукой в комнату как будто вошло разрушение, нечто такое, что уже никогда нельзя будет изменить, и это было очень страшно.

– А он… настоящий? – сглотнув, спросил Генка и умоляюще посмотрел на Глеба. – Самый настоящий?

– Пистолет самозарядный специальный, – не моргнув глазом, сообщил Глеб Звоницкий. – Принят на вооружение в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Предназначен для бесшумной и беспламенной стрельбы в условиях нападения и защиты. Ты застрелил Ниночку именно из этого пистолета?

– Я его никогда не видел! Я не знаю, как он туда попал! Не знаю, клянусь! Я никогда… – Генке хотелось заплакать, но он понимал, что плакать перед этим мужиком не имеет смысла. Его не удастся ни убедить, ни разжалобить. Ужас пробирался все выше, и казалось, что щупальца этого ужаса ползают и шевелятся под кожей, как змеи. – Я никогда его не видел, клянусь! Я не знаю, как он туда попал! Я не знаю, не знаю!!!

– Ниночка, – пробормотала Катя, и губы у нее затряслись, – Ниночка, девочка моя…

Глеб перевернул журнал так, чтобы она не видела пистолет.

– Подожди, – сказал он ей, – не трясись. У этого, – он кивнул на Генку, – не было никаких мотивов! Слышишь, Катя?! Никаких, ни одного. И убить он не способен, разве ты не видишь?

– Но у него… пистолет, – она посмотрела на Глеба.

– Откуда у тебя в портфеле мог взяться пистолет?

– Мне его подбросили! – затараторил Генка, тараща глаза. – Ей-богу, подбросили! Враги!

– Какие враги, а?

– Откуда я знаю! Враги, враги кругом! Я живу в аду, сам не знаю, как я еще жив! Это враги, говорю же!..

– О господи, – пробормотал Глеб, – это не Катю, а тебя лечить нужно. Лоботомией. Когда ты в последний раз открывал портфель?

– А?

– Портфель когда открывал, спрашиваю!