Людмила Мартова - Алая гроздь турмалина

– Мне нет дела до твоей личной жизни, – заверила его Лена. – Но почему, когда ты вернулся, ты был весь в крови? Это что, была ее кровь?

– Ты дура, да? – заорал Костя. – Типун тебе на твой поганый язык! Я же сказал, что с Оксаной и с ребенком все хорошо. А в крови я измазался, когда задавил собаку.

– Что-о-о-о?

– Я ехал от Оксаны, был весь на нервах, и не заметил, что мне под колеса бросилась какая-то шавка. Я наехал на нее, она так визжала, что у меня уши заложило. Я остановился, выскочил из машины, подбежал, – вокруг было много крови, и я зачем-то потащил эту псину в кусты. Я не очень хорошо соображал, потому что был в шоке. Разумеется, я весь перемазался. Потом понял, что меня никто не видел, поэтому сел в машину и уехал.

– Ты бросил в кустах раненую собаку?

– Лена, ты блаженная, да? – с подозрением спросил Костя. – А что я должен был с ней сделать? «Скорую помощь» вызвать?

– В ветеринарную клинику отвезти или посмотреть, может, хозяева где-то поблизости. А ты отволок несчастную псину в кусты и сбежал. Здорово, Кость!

– Боже, сколько сарказма! Ты еще скажи, что я убийца.

– Ты просто мерзавец, – Лена вздохнула. – Каким был, таким и остался. Человеком, способным ударить женщину и бросить в беде собаку. Самое страшное: я действительно была готова поверить в то, что отец моего сына – убийца. Я несколько дней жила с этим кошмаром. И оказалось, была права. Тот факт, что ты не убивал человека, ничего не меняет. Ты убил собаку. Митьке я не расскажу. По крайней мере, это я готова для тебя сделать.

Костя еще что-то верещал в трубке, но Лена отключилась, потому что ей было противно.

– Ты опять оказался прав, – сказала она Макарову. – К убийству Беспалова и издевательствам над Даней эта скотина не имеет отношения. Остаются только Шура и Саня, да?

– Шура, Саня и вдова, – подумав, ответит тот. – Ее почему-то все время списывают со счетов, хотя она вполне могла добраться до рубина в одиночестве, а заодно отомстить изменившему ей мужу.

– Ты знаешь, что самое ужасное? – Лена внезапно почувствовала, что ей снова хочется плакать. Точнее, даже не плакать, а рыдать, громко, с подвываниями и размазыванием слез по щекам. Кажется, это называлось истерика, и не было ничего постыднее, чем устраивать ее на людях. Так Лену давным-давно учила мама. – Самое ужасное, что все эти люди, которые подозреваются в страшных преступлениях, – близкие мне, почти родные. Как жить дальше, если ты выбираешь, что окажется тебя худшим из зол: если выяснится, что Галина убила мужа, а Шура и Саня – верные друзья и просто хорошие люди, или наоборот?

– Лена, в жизни часто встречаются плохие люди, но и хороших тоже много. И нет ничего страшного в том, чтобы иногда их перепутать. Рано или поздно все встанет на свои места. С плохих людей будут сорваны маски, и они уйдут из твоей жизни. Хорошие останутся и простят, даже если ты их обидишь невольным подозрением. Все будет хорошо, я тебе обещаю! Надо просто довериться моему брату и немного подождать.

– А что ты еще мне обещаешь? – спросила она, внезапно осмелев.

Ее собеседник немного помолчал, собираясь то ли с мыслями, то ли с духом.

– Я обещаю, что будет интересно, – наконец, сказал он. – Вряд ли просто, скорее всего, довольно сложно, но точно интересно. И никаких Коко. Это я тоже обещаю.

Лена подошла к Дмитрию, привстала на цыпочки и сама его поцеловала. Что будет потом, ее совершенно не интересовало. Все ее мысли, чувства и желания были сфокусированы на «сейчас». В это время, в этом месте, с этим мужчиной.

* * *

Дмитрий открыл глаза и хотел, было, уже рывком сесть в кровати, как делал всегда, и тут вспомнил. Аккуратно повернув голову, чтобы не совершать резких движений, он покосился на спящую рядом женщину. Сон ее был совершенно безмятежен и, кажется, крепок.

Дмитрий аккуратно протянул руку и взял с тумбочки телефон. Половина седьмого утра, как всегда. Удивительно, конечно, с учетом того, что заснули они примерно в три часа ночи, а уж с учетом всего, что было до того, как им удалось заснуть, удивительно вдвойне, но привычка – вторая натура. Если внутренние часы настроены на шесть тридцать, то и срабатывают в это время.

Вернув телефон на место, он снова покосился на спящую рядом женщину, лениво прикидывая, удастся заснуть обратно или лучше встать, чтобы не потревожить ее сон. В доме было тихо, словно обустроенное под своего хозяина и его привычки жилище, тоже удивлялось тому, что в святая святых пустили незнакомку, да еще и оставили спать в хозяйской постели.

Никогда Дмитрий не привозил в этот дом своих женщин. Это было убежище, которое не терпело посторонних, и его уют он не был готов делить ни с кем. Только с Еленой Николаевной Бесединой, как оказалось. Голова на соседней подушке выглядела так, словно провела тут всю жизнь. В его холостяцком доме Елена смотрелась на удивление уместно, как будто была в нем полноправной хозяйкой. Надо признать, что она вообще умела находить общий язык с домами.

При мысли о ее языке лежать без движения тут же стало невозможно. Дмитрий завозился, стараясь неслышно выбраться из кровати и постыдно ретироваться на кухню, в противном случае он за себя не отвечал. Сорвать махровую простыню, скрывающую очертания хрупкого женского тела, разбудить Елену поцелуем и немедленно повторить все то, что они вытворяли четыре часа назад, – к этому призывало тело, но сопротивляющийся разум уговаривал дать Елене отдохнуть. После событий вчерашнего дня она это заслужила.

Чтобы отвлечься, Дмитрий начал вспоминать все, что случилось вчера. Он привез Елену сюда, в Излуки, потому что очень за нее испугался. В какой-то момент он осмелился ее поцеловать и она, к его удивлению, не отпрянула в испуге, а ответила жарко и не очень умело. Она вообще была похожа не на взрослую, разведенную, тридцатипятилетнюю женщину, а на девушку-подростка на первом свидании.

Ее кажущаяся неопытность так сильно разжигала кровь, что Дмитрий отпрянул от нее, прекратив целовать. Он так сильно ее хотел, что был готов уложить прямо на полу в гостиной. До полной потери контроля оставался один шаг, но делать этого было нельзя. Дмитрий отвечал за жизнь и безопасность Елены, а еще за то, чтобы помочь брату и ничего не испортить.

Человек, за которым шла охота, был очень умен и жесток. Ошибка могла стоить жизни, как это чуть не случилось с Даней Еропкиным, а значит, ошибаться было нельзя. Дмитрий Макаров был уверен, что умеет управлять своими чувствами и держать в узде желания. Ровно до тех пор, пока она сама его не поцеловала.

Хваленую макаровскую выдержку разметало в щепки. Он и сам не помнил, как они оба все-таки оказались на полу, лишенные одежды как последней преграды между телами. Одежда куда-то девалась. Как выяснилось позднее, на журнальный столик, телевизор, диван и почему-то под кресло.