Ширли Конран - Кружево-2

Заметив паром, мужчина отрегулировал бинокль таким образом, чтобы можно было рассмотреть лица пассажиров. Потом, повернув бинокль чуть вправо, он увидел солнечный отблеск в окнах дворца, маленький парк, окруженный багряником, и полуразрушенные стены фортификационной башни. В конце концов со вздохом облегчения он обнаружил большое терракотового цвета здание у самой кромки воды. Постепенно он переводил взгляд от одного окна к другому, начав с самых верхних этажей и потихоньку спускаясь все ниже и ниже. Он видел, что некоторые из окон выходили на маленькие изогнутые балкончики, нависающие над водой, подобно белым птичьим клеткам. Вдруг створки одной из балконных дверей раздвинулись, и появилась Лили, обмотанная золотистого цвета полотенцем.

Мужчина уронил бинокль и схватил номер журнала «Пипл». Эти карие миндалевидные глаза, копна черных волос, проступающие сквозь ткань полотенца груди не узнать было нельзя. Он обнаружил даже больше, чем ожидал.

Лили вернулась с балкона в гостиную, положила в рот еще одну дольку инжира и прошла к платяному шкафу. Свободный белый льняной балахон, кажется, был единственным одеянием, в котором можно рискнуть пройтись по базару без того, чтобы каждую секунду ощущать на себе прикосновение чьих-нибудь похотливых пальцев. Вчера, например, обернувшись, чтобы узнать, кто так бесстыдно ее хватанул, она увидела десятилетнего мальчишку. Лили сунула ноги в сандалии из змеиной кожи, скрепила копну черных волос старинным черепаховым гребнем и нанесла на лицо совсем чуть-чуть грима: к счастью, сегодня ей не надо будет фотографироваться. Оставив одежду и косметику валяться разбросанными в беспорядке по всему номеру, она постучала в соседнюю дверь.

– Это ты, Лили? Входи, милая. Я жду, чтобы это высохло, – в озабоченном голосе за дверью слышались интонации Луизианы. Санди Бауривер (урожденная Фланаган) заканчивала деликатную работу по реставрации маникюра, так как на одном из пальцев на прежнем слое лака образовалась едва заметная маленькая трещинка. В ее положении Санди не могла себе позволить появиться на людях, когда что-то в ее внешности хоть на миллиметр отступало от канона. Лили прошлась по роскошной, отделанной парчой комнате и взяла в руки безвкусную диадему, небрежно болтающуюся на мраморном ухе Александра Великого, чей бюст украшал номер Санди.

Лили осторожно водрузила корону себе на голову.

– Как ты умудряешься ее носить, Санди?

– На заколках. Однажды я забыла про них, и эта чертова штуковина покатилась по площади Черчилля. – Она подняла глаза на Лили. – Тебе очень идет, милая. Может быть, сегодня ты побудешь Мисс Мира, а я прошвырнусь по магазинам?

– Нет уж. Ее подобает носить тебе.

Лили вернула корону на прежнее место. Санди никогда не упускала возможности сказать что-нибудь приятное, точно так же как многие другие при любом удобном случае пытались сказать гадость. «Трудно даже поверить, что она могла участвовать в жестоком состязании за эту гнусного вида побрякушку», – думала Лили, наблюдая за тем, как девушка надевала алые босоножки на высоких каблуках.

– Я бы от таких каблучищ давно стала калекой.

– Что делать, милая, мне пришлось к ним привыкнуть. – Санди прошла в ванную, где сняла горячие бигуди со своей роскошной, чуть рыжеватой копны волос. Волосы Санди и сами по себе вились, но она предпочитала аккуратно, симметрично уложенные искусственные кудряшки.

– Пошли, отыщем твою мамочку! – Санди усмехнулась при мысли о том, с какими двумя знаменитостями ей довелось путешествовать.

На верхней площадке огромной лестницы, ведущей в фойе отеля «Гарун аль-Рашид», Санди оперлась на руку Лили, и они вдвоем начали осторожно спускаться по скользким мраморным ступенькам. Внизу, у подножия лестницы, их поджидала небольшого роста изящная женщина в красном шелковом платье.

Джуди Джордан – издательница «Вэв!», журнала для работающих женщин, отнюдь не была уверена, что ей доставляет особое удовольствие путешествие в компании двух самых красивых женщин мира, одна из которых является к тому же ее давно потерянной дочерью.

Гид в черных мешковатых брюках проводил женщин к воротам их утопающего в розах отеля. Когда-то это был летний дворец султана, построенный у самой воды, чтобы в нем было прохладнее.

– Куда мы сегодня отправимся? – спросила Лили, когда все трое уселись завтракать.

– Вон туда! – махнула рукой Джуди. – В Топкапский дворец, где жили султаны Оттоманской империи. Видите нагромождение куполов на холме? Это он. Вас обеих там будут фотографировать.

– Как! И меня тоже? – воскликнула Лили. – Но я не накрашена.

Джуди взглянула на нее, подумав о том, что именно терпение является едва ли не главной добродетелью матери.

– Да, Лили. Я же предупреждала тебя вчера вечером, что нужны будут фотографии вас обеих. И ты чудесно выглядишь.

«Конечно, Лили чудесно выглядит, причем всегда, – с грустью подумала Джуди. – Я тоже чудесно выглядела, когда мне было столько лет, сколько ей сейчас. Я и теперь, если соблюдаю диету, гуляю каждый день на свежем воздухе и пью вино только на Рождество, тоже выгляжу неплохо. Но не так, как в возрасте Лили».

Джуди знала, что в красном платье с юбкой в мягкую складку, которое было на ней сегодня, ее фигура все еще казалась по-девичьи стройной. И сама Джуди, несмотря на все свои теперешние проблемы, производила впечатление юного, трогательного и беззащитного существа.

«Я бы ни за что не стала участвовать в таком хлопотном деле, как конкурс красоты, не будь я так подавлена, Лили так неосторожна, а Том так рискован в ведении дел», – вздохнула она про себя.

Существовала и еще одна проблема. После года пребывания в роли матери Лили и недели совместного путешествия с восемнадцатилетней Санди, Джуди пришлось признать, что сама она принадлежит к другому поколению, и от этого признания ей стало не по себе. Нет, конечно, она не ревновала, а просто чувствовала дискомфорт. И теперь она не сомневалась, что миллионы читательниц ее журнала точно так же переживают эту проблему.

Отдача всей себя без остатка идее журнала и умение вовремя прислушаться к собственным инстинктам принесли Джуди Джордан ее первый миллион долларов.

Из двух именитых попутчиц Джуди ее собственная дочь, Лили, причиняла ей гораздо больше беспокойства. Для Джуди элегантность всегда означала чистые волосы, простой и изящный костюм, а отнюдь не дорогие украшения, намеренно сделанные под побрякушки, или волосы, тщательно причесанные таким образом, чтобы выглядеть грязными и всклокоченными. Как бы то ни было, обретя свою потерянную дочь, Джуди перестала спорить до хрипоты с редактором отдела моды, когда та предлагала для публикации в «Вэв!» модели, представляющие собой некое подобие рыболовецких сетей.