Ширли Конран - Дикие

Дети из богатых семей никогда не ожидают, что с ними случится что-то ужасное.

Уверенный в себе юный антрополог, принадлежащий к одной из старинных, богатейших и наиболее могущественных фамилий в Америке, почти не испугался, когда его лодка перевернулась. Торговец-датчанин, у которого он приобрел ее, предупреждал, что лодке требуется более мощный двигатель и небольшая загруженность, но юноша был не менее упрям, чем остальные члены его знаменитой семьи. В данной ситуации ему просто повезло, потому что вокруг бушевал шторм, который, казалось, сосредоточил всю свою мощь на том, чтобы оторвать его пальцы от скользкого борта. Волны высотой в десять футов снова и снова обрушивались на него, заставляя захлебываться, цепляясь в буквальном смысле слова за свою жизнь в темной бурной ночи. И все же он не паниковал.

Перед закатом, когда эта старая аборигенская лодка почти уже достигла острова, один из членов экипажа доложил о появившейся течи. Местный лоцман выключил двигатель, и все четверо обеспокоенных мужчин обследовали носовую часть, где между двумя досками, явно нуждающимися в ремонте, намного ниже ватерлинии и была обнаружена течь.

Тем временем начался шторм. Солнце ослепительно ярко сияло на потемневшем небе, влажный воздух нагрелся, темно-пурпурная поверхность океана дрожала и искрилась, свет становился ярким, резким и невыносимым — как огни рампы — в то время, как синевато-багровое небо наливалось свинцом, а горизонт стал черным. Наступила гнетущая тишина, не нарушаемая ни ветром, ни раскатами грома.

Затем воздух исчез, словно чьи-то гигантские легкие вдохнули его, и разразилась буря. Ветер и дождь хлестали вместе, словно хорошо синхронизированные цимбалы. Юноша почувствовал капли на шее, потом на ухе, после чего с неба хлынул поток воды как из ведра.

Одна десятифутовая волна ударилась о борт и толчком отбросила его назад. Он пополз на корму, к местному лоцману, преодолевая сопротивление ветра, воды и дождя. Блестящий от дождя лоцман прокричал:

— Хозяин, у нас неполадки с двигателем. Юноша вслушался в отрывистый рокот мотора.

— Далеко до острова?

— Миль пятнадцать, хозяин.

При этих словах двигатель совсем заглох. Лодку подбрасывало на жестких волнах, и юноша слышал, как грохочет, перекатываясь с борта на борт, оборудование. Он надеялся, что тяжелые мешки не упадут за борт.

Лодка легла в дрейф в сторону норга, потом, казалось, остановилась.

Вода полилась через леера.

В течение трех минут лодка была затоплена, а спустя тридцать секунд — перевернулась.

Его предупреждали, что течение в сторону от юго-западного побережья Новой Гвинеи было быстрым и коварным и что море Арафура — наиболее наводненное акулами место в мире. Само побережье было не менее опасным и зловещим: мангровые заросли, болота, непроходимые топи, зыбучие пески и на много миль вокруг гнилая стоячая вода: устья многих рек образовали целые угодья для крокодилов-людоедов, гигантских пиявок и ядовитых змей.

За береговой линией находились угрожающего вида джунгли — одно из немногих оставшихся неизученными мест на земле. Многие из населявших их племен все еще жили в каменном веке. Белые люди редко заходили дальше нескольких береговых и речных поселений, да и то хорошо вооруженными. Поскольку, хотя это и отрицалось властями, не имевшими возможности контролировать ситуацию, каждый миссионер в этом районе знал, что охота за головами и каннибализм, по-прежнему практиковались наиболее агрессивными племенами. А так как наш юноша был антропологом, то именно эти обычаи и привели его и его фотографа, крепкую молодую женщину, стремившуюся к известности, в этот район.

Двое белых, которые познакомились во время предыдущей экспедиции в Новую Гвинею, в то утро тихо снялись со своего базового лагеря. Они направлялись на запад, к маленькой группе внешних островов дальше Пауи, где рассчитывали провести следующие три месяца в примитивном племени балу.

В отличие от своего черствого и ожесточенного отца, молодой человек интересовался не политикой или бизнесом, а своими человеческими сородичами. Он избрал своим призванием антропологию — изучение других людей, их обычаев и культуры с целью узнать как можно больше о человечестве, и здесь, видимо, и крылась его ошибка. Особенным интересом у юного богача вызывал вопрос взросления в примитивных культурах: казалось, их молодежь не обладает комплексами смущения и насилия, одиночества и неврозов западных подростков, испытываемыми в переходном возрасте к зрелости и социальной ответственности. В некоторых племенах, таких, например, как балу, приготовление к взрослой жизни длилось не годами, а занимало всего несколько месяцев, которые считались наиболее важной частью человеческой жизни. В этот период и мальчиков, и девочек с помощью различных физических упражнений тренировали и требовали от них полагаться только на себя, переносить моральную и физическую боль. На этих ритуалах никогда не присутствовали белые люди.

Если бы он подал официальную заявку о поездке, она была бы отклонена. Местные власти никогда не позволили бы исследовательской экспедиции посетить балу — одно из наиболее воинственных племен — без вооруженного полицейского эскорта. Племя находилось в «неконтролируемом» районе, все еще раздираемое племенными войнами и насилием, в отличие от «контролируемых» районов, патрулируемых полицией, старавшейся подавлять наиболее кровожадные из местных ритуалов и обычаев.

Но юноша знал, что он никогда не убедит балу позволить ему присутствовать при их тайных ритуалах, если его будет сопровождать полиция, поэтому он сказал властям, что собирается обследовать пустынный береговой район прямо к югу от их лагеря.

В результате этого обмана безумно дорогостоящая международная спасательная операция «в воздухе и на море», последовавшая за его исчезновением, прочешет сотни миль в сторону от того места, где перевернулась его лодка.

Молодой человек, страстно увлеченный своей работой, пренебрег всеми предупреждениями об опасности посещения племен. Он был настроен решительно и равнодушно относился к опасностям. Его маленькая экспедиция была хорошо вооружена и экипирована на любой случай, достаточно было и потрясающих товаров для обмена: стальных топоров, табака, ножей, дешевых транзисторных приемников.

Возможно, он был таким упрямым, потому что подсознательно предпринял эту опасную экспедицию в качестве своеобразного обряда посвящения для самого себя. Он решил показать всему миру — и своему отцу тоже, — что он не просто испорченный богатый ребенок. С тех пор как он впервые пошел в школу, ему приходилось платить за факт своего рождения. Ему приходилось испытывать на себе мстительность, злобную хитрость и зависть, неослабеваемое давление известности и, что еще хуже, неумолимую тяжесть ожиданий его отца.