Лариса Шкатула - Королевская посланница

Он, словно не веря случившемуся, коснулся рукой щеки.

– Патрик! – окликнула его княжна. – Что вы замерли, будто прежде вас никогда не целовала женщина!

– Такая красивая – никогда! – серьезно сказал он и посмотрел на нее так, что Соня смутилась.

– Чем вы его ударили? – чтобы скрыть смущение, спросила она.

– У окна на небольшом столике стояла мраморная статуэтка, – пояснил Патрик.

Соня оперлась на руку Патрика, и они вдвоем вышли из залы. У двери княжна задержалась и обратилась к гвардейцу:

– Альбер! Господину Фуше стало плохо. Если у вас нет с собой нюхательной соли, тогда, наверное, стоит вызвать лейб-медика…

– Ваше сиятельство хочет вернуться в танцевальный зал? – спросил Патрик.

– Нет, – качнула головой Соня, – мне нужно пройти во Французский сад, там у меня еще одна встреча.

Патрик было встрепенулся, но она движением руки остановила молодого человека:

– Думаю, от этого мужчины никакой опасности не исходит. Вы спокойно можете оставить меня с ним. Он очень воспитанный человек, и я совсем не нравлюсь ему как женщина.

Она взглянула в глаза гвардейца и уловила в них недоверие.

– Вы не верите, что я могу кому-то не нравиться? – пошутила Соня.

Но он без улыбки кивнул.

– Увы, это так! – невольно вздохнула она.

Тредиаковский уже ждал ее.

– Как, Софья Николаевна, вы пришли без шпаги? – глумливо осведомился он. – Вы передумали со мной драться?

– Я подумала, что у меня есть оружие посильнее шпаги.

– Имеете в виду свою несравненную красоту? Определенно в последнее время Григория будто подменили. Нет-нет да и переходит он на этот ернический тон, который Соня так ненавидит.

– Если вы не будете вести себя так, как подобает воспитанному человеку, я немедленно уйду! – строго сказала она и в душе подивилась тому, как непринужденно у нее это получилось.

Ее холодность произвела на Тредиаковского впечатление, подобное удару бича дрессировщика. Он словно очнулся от дурного сна, подобрался и виновато вымолвил:

– Простите, ваше сиятельство, я и сам не знаю, что со мной делается. Никогда прежде не было такого, чтобы один только вид женщины вызывал у меня желание говорить ей гадости…

– Вы хотите сказать, что мой вид внушает вам такие чувства? – неприятно поразилась Соня.

– Наоборот!.. То есть я хотел сказать, что вы живете в Версале, а это – самый развращенный двор в мире. Пусть говорят что хотят про короля Людовика и его благочестие, вся скверна к другим народам идет именно из этого места…

– Сейчас вы стали вещать, как религиозный фанатик, – вздохнула Соня. – Конечно, мы с вами были знакомы недолго, но и за то время, что я вас знала, вы изменились необыкновенно. Или же до этого вы притворялись и ныне я вижу ваше подлинное лицо?

– Понятно, как аукнется, так и откликнется! – Тредиаковский выдавил кривую улыбку. – А ведь еще совсем недавно вы даже соглашались работать под моим началом.

– Соглашалась. Но, оказывается, я плохо разбираюсь в людях. Мне всего лишь приснился сон о человеке благородном, полном всяческих достоинств, одно присутствие которого возвышает человеческое существо, будь то мужчина или женщина… Вам более нет нужды изменять себе настолько, чтобы, забываясь, говорить мне нелицеприятные вещи. Бог с вами! Отныне каждый из нас пойдет своей дорогой, и вскоре вы забудете о княжне Астаховой, как о досадной случайности. Прощайте!

Она повернулась и пошла прочь. Некоторое время Тредиаковский стоял, точно прикованный к месту, но потом метнулся вслед за Соней и в два прыжка настиг ее.

– Соня! Софья Николаевна! Господи, вот торопыга… Куда вы так бежите? Французы подумают, что я вас чем-то оскорбил…

– Они правильно подумают, – ответила на ходу Соня. – Вы просто невоспитанный грубиян, и я больше не желаю, чтобы со мной разговаривали в таком тоне, какой, кроме вас, себе никто не позволяет.

– Каюсь, грешен. Да погодите же вы! – Он схватил Соню за руку, но, взглянув в ее мигом построжевшее лицо, тут же отпустил. – Пожалуйста, княжна, выслушайте меня! Ну, хотите я стану перед вами на колени?

– Вы станете на колени?! Хотела бы я на такое посмотреть!.. То есть, конечно, становиться не надо, а то опять кто-нибудь скажет, что во всем виновато мое кокетство: свела с ума такого трезвомыслящего молодого человека. Ведь подобные поступки вам не свойственны.

– Дядя говорил мне то же самое, – тяжело вздохнул Тредиаковский.

Глава девятнадцатая

В день отъезда княжны в Австрию герцогиня Иоланда поднялась рано, чтобы лично дать Соне последние наставления. Герцогине пришлось в последний момент искать для Софьи другого попутчика вместо Фуше, так как происшествие во время бала сделало его поездку с княжной невозможной.

Отчего-то княжна представляла себе, что поедут они с мнимым мужем в той же самой золоченой карете герцогини де Полиньяк, в какой она разъезжала по Парижу и направлялась в Трианон к королеве.

Действительность обманула ожидания Сони. Карета оказалась обычной, покрытой коричневым лаком, без каких бы то ни было гербов, словно кто-то поставил себе цель сделать её как можно незаметней.

Иоланда не дала Соне как следует рассмотреть свои документы, уверяя, что для того в дороге времени будет больше, чем достаточно.

В поездку с нею отправлялся теперь граф Ришар Савари, с которым Соня познакомилась лишь накануне вечером и едва успела его разглядеть.

Сейчас же, при свете дня, она увидела, что это высокий и стройный молодой человек, вряд ли старше самой Сони, с несколько выпуклым лбом и голубыми глазами. Большой, с горбинкой нос, однако, не портил его лица, а придавал некую мужественность, как и твердый раздвоенный подбородок. Несомненно, интересный мужчина. Она услышала словно издалека донесшиеся слова герцогини:

– Ришар, надеюсь, вас не слишком огорчит, что в Австрию придётся ехать вместе с женой?

Улыбка едва тронула тонкие губы Ришара.

– Я чувствую себя счастливейшим человеком от такой приятной перспективы.

Он низко поклонился и почтительно распахнул перед Соней дверцу кареты:

– Прошу вас, ваше сиятельство! – И подал ей руку.

«Подумать только, я лишь начала свою тайную деятельность, а у меня уже четвёртый «муж», – с усмешкой подумала Соня. – Но если и этот, подобно Фуше, станет меня домогаться, я его попросту заколю!»

Сии мрачные мысли выросли не на пустом месте. После удара по голове, который нанес Жозефу Патрик, тот слёг. У Жозефа почти непрестанно болела голова, и придворный медик уложил его в постель, напугав, что в противном случае тот станет идиотом. Такой участи Фуше испугался и потому покорно стал выполнять все предписания эскулапа.

Герцогиня, сообщая Соне об этом, внимательно следила за выражением её лица, отчего княжна пришла в скверное расположение духа и озлилась на сильнейшую половину человечества. Она уже привыкла, что все неприятности исходят от мужчин. По крайней мере, для Сони знакомство с ними пока не принесло ничего хорошего. Кроме всего прочего, так или иначе пострадавшие при ней мужчины первым делом искали виноватого в своих несчастьях, а поскольку рядом оказывалась Соня, значит, винили её.