Людмила Богодухова - Паутина. Том 3. Призраки замка

– Юленька, я жду, когда ты спросишь, как зовут мою внучку, но ты так и не спросила. Как ты обращаешься к ней? Каким именем называешь ее? – вдруг спросила Мария Игнатьевна.

– Ах, да, – спохватилась Юлька. – Я хотела спросить, но забыла, а называю я вашу внучку солнышко, красавица, моя маленькая девочка. Вы против? Я должна называть ее только по имени? Тогда скажите, как зовут вашу внучку?

– Нашу девочку зовут Татьяна, но я не против ласковых имен, которыми ты называешь ее.

Юлька облегченно вздохнула, и подумала:

«Как она забыла спросить про имя. Чуть не прокололась, надо быть внимательной. Бабка наблюдает за нами, не хватало еще ревности с ее стороны».

И когда малышка поела, Юлька подошла к Марии Игнатьевны.

– Поговорите со своей внучкой.

– Внученька, Танечка, посмотри на бабушку. Ласково просила Мария Игнатьевна. Но девочка отвернулась к няне, уткнулась ей в плечо и не хотела никого видеть. А бабушка гладила ей спинку, ручки, ножки. И при каждом прикосновении девочка вздрагивала, а потом заплакала.

– Она привыкнет, не беспокойтесь, она привыкнет к обитателям дома, а к вам сама будет проситься на руки. Но для этого, я должна свободно передвигаться по дому с ней на руках, чтобы она не боялась его, чтобы она знала каждый его уголок, и тогда дом и кто живет в нем, не будут пугать ее. Но на это нужно время и терпение. Я взрослая и меня пугает ваш замок, хотя в нем все по-современному, но меня пугают высокие потолки, сквозь них проступают призраки прошлого века, я имею в виду старинные камни и их роспись. Потом эти полутемные длинные коридоры… Но все это потому, что я не жила здесь, я не привыкла. А новые дома, новые места всегда пугают. Даже в лесу бывает такое, знакомый участок леса кажется тебе родным, а незнакомый враждебным, – тихо говорила Юлька, между словами целуя малышку то в пальчик, то в шейку. Поглаживала ее по спинке, улыбалась ей, что-то шептала ей на ушко. И девочка успокоилась, и даже повернулась к бабушке, опасливо на нее поглядывая. Она боялась, чтобы ее не разлучили снова с той, к которой она чувствовала доверие, с которой ей было спокойно.

А Мария Игнатьевна молча, наблюдала за Юлькой и своей внучкой и видела, что между ними есть какая-то связь, не видимая глазу. Какая бывает у матери и дочери. Но она то точно знала, что Лизонька умерла, а другой матери не может быть.

«Неужели у этой молоденькой девчонки больше жизненного опыта, чем у меня?» – с огорчением думала она. – «Или у нее дар любить детей, и они к ней тянутся. И доверяют ей, как я вижу по своей внучке. Не будет ли это опасно? Не потеряю ли я любовь своей девочки? Но мне нечего терять, любви еще не было, не было даже доверия этого ребенка. Я ни разу не держала ее на руках, так, чтобы ребенок не захлебывался в крике», – тут же опровергала себя она. – «А эта девочка держит на руках малышку, так как своего собственного ребенка, будто она ее держит с рождения. Она и обращается с ней так же, как обращалась бы с любимой доченькой. Она беспрерывно ее ласкает. Каждое ее движение словно предназначено для ласк. Так может обращаться мать с ребенком, и любимая женщина с мужем. Нет, о чем я? Здесь не может быть сравнения. Любовь матери безгранична, она не ждет ответной любви, она уже счастлива оттого, что ее ребенок рядом. А эта девочка, такая неуклюжая на вид, с толстой, уродливой талией, хромая, она счастлива. У нее глаза счастливой матери, она вся светится, и ее не уродует ее одутловатое лицо, ее не волнует ее внешность. Вот что удивительно!» – удивлялась Мария Игнатьевна, наблюдая за Юлькой.

Четкий профиль красивого лица с гладко зачесанными, подобранными в узел, черными волосами, был как бы в рамке, на фоне окна. Она стояла спокойно, с достоинством, не похожая на обыкновенную няню.

«Интересно, чтобы сказал мой сын, увидев ее? Она бы ему не понравилась, он не любит таких женщин. Лизонька была само изящество, как ангел, она нравилась всем. Из-за всего этого, что произошло потом, и разгорелась вражда между его друзьями», – Мария Игнатьевна тяжело вздохнула. Юлька замолчала и тревожно посмотрела на свою хозяйку.

– Простите, я утомила Вас.

– Нет, нет, ты здесь не причем. Я вспомнила неприятные моменты своей жизни, и у меня разболелась голова.

Она звякнула в колокольчик.

– Можно подавать завтрак. А ты поднимешься в детскую? – обратилась она к Юльке.

– Нет, я буду завтракать с ребенком на руках.

– Но это неудобно. И не принято сидеть за столом с ребенком.

– И все же я прошу об этом. Я хочу, чтобы ваша внучка привыкла ко всему, к той жизни, которой наполнен дом, к людям, к обычаям, чтобы она была равноправным членом семьи.

– Хорошо, – согласилась бабушка. – Для моей внучки теперь всегда будет стоять все необходимое для завтрака, обеда или ужина. А полдник будет подаваться в детскую. Меню для ребенка продумаешь и запишешь на целую неделю, и я ознакомлю нашу повариху, Жозефину. Она у меня работает очень давно и я, могу сказать, ей очень довольна. У этой женщины очень тяжелая судьба, она осталась одна, вся ее семья погибла. Но это потом ты сама узнаешь, если будет интересно.

На стол уже подали завтрак, и Мария Игнатьевна поднялась с кресла и пошла к столу

– Не стой, проходи, садись завтракать.

Для Танюши тоже поставили кашку.

– Мы что же и завтракать будем в том же составе, в каком ужинали? – удивилась Юлька.

– Вы говорили, что у вас есть сын, и разве больше никто не сядет за стол? Почему же мне такая честь, я ведь такая же служанка, как и все остальные?

– Сына моего сейчас нет дома, у него много работы на ферме, в долине, в офисе, в Милане. Он редко бывает здесь, в родовом гнезде. А я здесь, чтобы он всегда мог сюда вернуться. Потом, я привыкла здесь, у меня здесь относительная свобода действий. Взрослые дети стараются все делать по-своему. Так вот, он бывает здесь редко, но, когда приезжает, то все собираемся, разумеется, за столом. Теперь о слугах. Юстина, это няня, она же горничная, всегда завтракает со мной вместе, я не снобка, и далека от законов старого времени. Но сегодня Юстина попросила выходной, и я ее отпустила. Она живет в деревне, недалеко от замка. Вы, вероятно, видели несколько небольших поселков.

– Да, видели, но они остались в стороне, мы шли по тропе, кратчайшей дорогой, – подтвердила Юлька.

– Так, вот, – продолжила хозяйка дома, – Жозефина и Софья встают очень рано, и, если бы они ждали наш завтрак, то от голода упали бы. Так что они завтракают на кухне. Дворецкий, это старик, который открывал вам дверь, его зовут Иван, так его назвал мой отец, он пришел в наш дом еще парнем. И все забыли, как его зовут на самом деле. Так, вот Иван по старым правилам питается на кухне или в своей комнате, у него есть отдельная комната с отдельным входом с веранды. Он привык питаться отдельно и ни на какие уговоры не поддается. Он вообще человек замкнутый, ни с кем не общается, но свою работу знает, хотя в данный момент у него ее нет, вернее не очень много. Кто еще остался? Ах, да, остался садовник, ты его еще увидишь, безобидный старик, горбун. Он у нас совсем недавно, несколько лет. Еще был жив мой муж, добрейший души человек. Он его встретил зимой, замерзшего и больного и привел, чтобы отогрелся, а потом предложил работу садовником, дворником. И старик согласился, он был очень рад и благодарен моему мужу. Его зовут Антонио или мы просто зовем его Антон. Дед Антон питается и живет во флигеле, который примыкает к замку. Он очень любит цветы, у него в комнате полно цветов. Конечно, еще рабочие приходят с деревень, для работы на фруктовых плантациях и, конечно же, есть, кому работать в хозяйственном дворе. Но их питанием занимается Софья. Вот и весь отчет, который ты хотела услышать, – усмехнулась Мария Игнатьевна. – Ты девочка любопытная.