Array Саша Волк - Куплю твою жену

Одно слово – безупречная.

Не говоря ни слова, она покидает мой кабинет, уже от двери бросая:

– Чай занесу после того, как стихнет буря.

И мне остаётся только закатить глаза. Потому что боль пульсирует ещё сильнее. А тут ещё Олеся…

Господи, дай мне сил это пережить и никого не убить.

– Ты… Смолянин, ты!…

– Я уже тридцать пять лет Смолялин. Дальше, – рявкаю на неё.

– Ты с ней! Как?! Как ты можешь?!

Она плюхается на диван и начинает рыдать. Настолько показушно, что Станиславский не только бы закричал: «Не верю!», но ещё и руками бы замахал. И это всё происходит на мою то мигрень!

– Олеся, заткнись, – прошу почти нежно и пока что по-хорошему. Пока по-хорошему.

– Да как ты смеешь! – она подпрыгивает на месте и сразу забывает, что должна плакать. – Ты… ты… не знаешь, почему я пришла, а затыкаешь меня…

– Ты пришла не почему, а не вовремя, – окрысиваюсь я, поглядывая на её глотку. Вцепиться, что ли? Выдрать голосовые связки, чтобы только глазами блымала и рот открывала-закрывала.

– Конечно, ты не успел свою Люську разложить на столе…

– Вот ей богу, Олесь, – злюсь уже не на шутку, – лучше Люську, Дашку, Катьку, кого угодно, но не тебя…

– Там ещё и Дашка с Катькой? Кто такие? Из какого отдела? – вскакивает, готовая драть волосы и устранять соперниц.

– Из того же отдела, что и твои тараканы, Олесь, – морщусь от очередного приступа.

Эх, батя-батя, кто тебя за язык тянул ляпнуть Царёву: «Подросли детишки. Может, поженим?» При Олесе. Ляпнул и вскорости умер, а мне теперь расхлёбывай.

– Олесь, да нет у меня никого. Какие бабы? Мне тебя одной выше крыши. А Люся – она просто голову мне массировала. Ты ведь моим здоровьем никогда не интересуешься…

Ну да, гораздо интереснее ей, когда я переведу ей деньги – на сиськи-жопу-губы… Что она там себе ещё не переделывала? В погоне за красотой Олеся регулярно ложится на стол то к одному, то к другому специалисту. Я уже скоро перестану помнить, как она выглядела на самом деле. Остаётся лишь далёким смутным воспоминанием милой девочки Олесеньки Царёвой, которая трогательно краснела, когда говорил ей комплименты.

Я не знаю, умеет ли она ещё краснеть, потому что под таким слоем косметики всё равно не видно. А мимики на лице моей наречённой нет от слова совсем. Мимику нам нельзя – от неё морщины.

– А ты много мной интересуешься, а, Смолянин? – она упирает руки с длиннющим маникюром в бока. Кулак не сгибает – иначе нарощенные ногти вопьются в нежную плоть ладони. – Ольга с Вадимом, между прочим, уже заявление подали. У них свадьба через два месяца!

– И? – я смутно вспоминаю, кто в её бесконечной череде друзей Ольга, а кто – Вадим. И вообще – знаю ли я их? И почему мне должно быть дело до их свадьбы? Где тут логика?

– Мы встречаемся уже четыре года, а они – два! Два, понимаешь, Смолянин! И уже свадьба. А я с тобой скоро состарюсь. Надо мной уже все смеются и говорят, что ты меня динамишь.

– Олесь, мы сто раз об этом говорили: свадьба – это просто пережиток прошлого. Ритуал. Мишура. А свидетельство о браке – бумажка со штампом. Всё. Не понимаю, чего за это так все цепляются?

– А того, Смолянин, что это – статус!

– Где? В Инстраграм? В Фейсбуке? На страницах таблоидов?

– Везде! – заявляет она. – Именно, что везде. Это вес. На меня сейчас все смотрят, как на дуру…

– Олесь, может, не поэтому смотрят…

– Что ты хочешь сказать?

– Ты всё равно не поймёшь.

Странным образом препирательства с Олесей точным нокаутом отбрасывают боль в синий угол ринга… Она где-то там на периферии и, кажется, в ужасе…

О, Олеська – мой анестетик. Буду знать.

Только башка заболела – набрал наречённую, заказал бурю в стакане, употребил, не размешивая. И всё. На пару часов эффект обеспечен, пока будет потряхивать от пробешения.

– Говори, зачем пришла – и иди уже дальше. У меня сейчас совещание важное.

– Нет, Смолянин. Никаких больше совещаний! Никаких отмазок! – она упирается ладонями в столешницу и нависает надо мной. – Ты сейчас же поднимаешь свою задницу и едешь со мной в ЗАГС!

– Нет, Олесенька! – я улыбаюсь ей так ядовито, что она должна уже валяться в корчах, но, видимо, собственный яд сильнее. Не повезёт кому-то с тёщей или свекровью, разумеется, если Олеся всё-таки вздумает размножиться. – Наоборот, ты, моя дорогая, поднимаешь сейчас свою сделанную задницу и вынесешь её за порог этого кабинета. И больше не будешь возвращаться к этому разговору, если не хочешь, чтобы наш статус сменился на моя бывшая сучка/мой бывший козёл. Выметайся, живо!

– Смолянин, ты охренел! – орёт она.

Я нажимаю кнопку охраны, потому что боль возвращается, а у меня реально ещё совещание.

– Олег, – бросаю безопаснику, – зайди. С Андреем и Виктором.

– Нет!!! – визжит Олеся так, что Витас в лучшие свои годы мог бы ей позавидовать. – Ты этого не сделаешь!

– Уже сделал, – киваю на дверь.

Ребята у меня понимающие и расторопные. Стоят сейчас, притолоку подпирают.

– Олеся Александровна уходит, проводите, пожалуйста.

Парни тут же берут Царёву под белы рученьки, как и полагается особе царских кровей.

Олег подмигивает мне и интересуется:

– Вежливо?

– Как получится. Но чтобы – раз и навсегда. Мой офис – не место для личных отношений.

Олеся орёт, как резанная. Упирается шпильками в пол, портит мне дорогой паркет, сучка. Но главное её выволакивают. Правда вопли ещё какое-то время раскатываются эхом по этажам…

Меня и самого ждёт выволочка. От Царёва, отцовского друга и партнёра. Он, конечно, батя ейный, но ещё он мужик, знает свою дочь и относится ко мне с уважением. Так что – шансы есть.

Сейчас главное пережить совещание. Потом можно будет наконец то по обедать и немного прийти в себя, а за тем останется пережить лишь летучку…

Поэтому цепляю на лицо суровое выражение биг-босса, от одного взгляда которого вздрагивают и прячутся во всех отделах.

А после летучки, наконец то, домой.

В душ и спать.

Даже ужинать не буду.

И казалось бы план – прост и понятен.

Что могло пойти не так?

Однако пошло…

…Совещание я всё-таки провожу, к счастью, Люся успевает поставить рядом со мной не бутылку минералки и стакан, а свой богичный чай. Он делает меня вновь человеком, возвращает к жизни, гасит бушующий в крови озверин. И я вполне миролюбиво выслушиваю начальников отделов, раздаю ц/у и отпускаю всех.

Бросаю Люсе:

– Я на обед. Да и завтра я задержусь.

Имею право – начальник ведь. Не опаздывать же мне.

Но судьба решает порезвиться за мой счёт. Не успеваю я пиликнуть сигнализацией и забросить на сидение свой портфель с бумагами, как раздаётся звонок.

О, Виктор Лазорев. Этот человек по пустякам звонить не будет. У него – уважаемое рекламное агентство, с которым мой банк с удовольствием работает.