Array Саша Волк - Куплю твою жену

Куплю твою жену

Женя

Цокот каблучков, шлейф парфюма, тихое:

– Здравствуйте.

Оборачиваюсь и… падаю. Прямо в омут широко распахнутых тёмно-зелёных глаз.

Молодая женщина, что остановилась возле нашего столика, напоминает богиню, только что сошедшую с Олимпа, – золотые волосы собраны в высокую причёску, из которой выбивается несколько локонов, идеальная кожа тронута лёгким загаром, естественно пухлые губки. А фигура! Ммм… Точёная статуэтка – хрупкая, миниатюрная, но при этом аппетитно округлая в нужных местах. Платье-футляр из зеленовато-золотой ткани обтягивает это великолепие, подчёркивая все достоинства. Впрочем – недостатков нет. Ни одного. Всё как я люблю.

Такие длинные стройные ножки приятно закидывать себе на плечи, когда…

Женщина-видение… Женщина-наваждение…

На вид ей не больше двадцати пяти. Элегантная, гордая, уверенная в себе…

А этот кулон-капелька на тончайшей цепочке, спускающийся прямо в ложбинку между грудей…

Глотаю голодную слюну.

Так, Евгений Владимирович, кажется, кто-то давненько не отрывался в компании красоток. Это правда – банковский сектор последнее время лихорадило. Было не до чего. Только бы удержаться наплаву и не сгинуть в этом водовороте глобальных изменений… Работал, как проклятый двадцать четыре на семь. А сейчас, вот, остановился и почувствовал, как голоден. Особенно, когда такая сладость под носом.

Я ж эстет. Мне какая угодно девочка не пойдёт. Мне ж гетеру подавай, которая после бурного соития может ещё и разговор о биржевых индексах поддержать…

Эта, чую, может. И не только об индексах.

Она так нереальна, что на мгновенье меня охватывает страх: сейчас извинится, скажет, что ошиблась столиком и…

Но она не ошиблась – проходит, садится рядом с этим слизнем Стасом Красновым и протягивает мне ручку:

– Краснова, – а голосок певучий, слушал бы и слушал, только представлю, как она этим голоском стонет – в штанах сразу тесно, – Иветта.

Уставляюсь на тонкую полоску обручального кольца, охватывающую пальчик. Нет, не может быть?! Она с ним? Такая женщина с… слизнем ? Чем он её взял? Не иначе из жалости… Потому что по-другому никак.

– Простите, что опоздала, – она говорит, а я не могу отвести глаз от её губ. Чёрт, я хочу узнать, какие они на вкус.

Целую ручку – с такими, как она, только так. Я б и цветы под ноги кинул, если бы знал, что она придёт. Но Стасик, раздери его демоны, решил сделать нам сюрприз.

– Мой отец придерживался мнения, что опаздывают всегда самые шикарные женщины. И каждый раз оказывался прав, – произношу, глядя ей прямо в глаза. Вернее, проваливаясь в их зелёную трясину. Без шансов выбраться. А какие ресницы, боже. И уверен – настоящие. У неё всё настоящее.

Она так мило опускает свои «опахала» и так по-девчоночьи краснеет.

Мне плевать, что две других дамы – то ли жёны, то ли подруги партнёров Краснова – мечут в меня молнии.

Их нет, есть только Она.

Её мерзкий муженёк обвивает рукой этот дивный стан и притягивает красавицу к себе, целуя в висок.

А мне хочется убивать.

Я глохну от грохота собственного взбесившего пульса.

Хочу её.

В жизни так ни одну не хотел. Впрочем, я таких и не встречал. Особенно в тех кругах, где верчусь. Так, чтобы в женщине сочетались красота и естественность, опыт и невинность, женственность и чувство собственного достоинства.

Именно таким женщинам посвящают стихи и музыку, с таких пишут картины. К их ногам швыряют сердца и империи. За них всходят на плаху и вскрывают вены…

Они уникальны. Единственны и неповторимы.

Но, чёрт, почему? почему? подобные шедевры достаются олухам вроде Краснова, которые даже не могут по достоинству их оценить?

Я теряю нить разговора и вообще способность мыслить и анализировать. Сижу и пялюсь на неё.

Лишь когда на сцене ресторана появляется оркестр, а певица выводит первые ноты красивой лирической мелодии, я оживаю и понимаю, что должен делать.

– Иветта… – пауза, чтобы она подсказала отчество, так, Викторовна, отлично, – Иветта Викторовна, позвольте пригласить вас на танец?

Снова злобное зырканье от других дам. Ну что поделать, уважаемые, вы – проиграли. Вас нет.

Есть только Она…

Иветта – боже, имя-то какое! – робко вкладывает маленькие нежные пальчики в мою ладонь. Осторожно сжимаю, ощущая кожей холод золотого ободка. Как напоминание мне, как укор: не твоя ! И так же – напоминанием – она смотрит на своего благоверного и ждёт, мать его, разрешения.

Она! У него! Разрешения!

Не понимает что ли, что если он скажет «нет», я просто его уничтожу.

Наверное, он чует, сучёныш. Поджимает хвост, пятится назад, едва ли не скулит:

– Иди, Веточка, потанцуй.

Потанцуй? Как девке какой-то! Ещё бы сказал: попляши .

Так, спокойно, Евгений Владимирович, спокойно. Думать о ней.

Иветта встаёт, подходит ко мне, и мы вместе идём в центр зала.

В танце мне позволено обнять, привлечь к себе и вести.

Чёрт, главное не одуреть раньше времени и не наброситься на неё прямо здесь. Она вся – соблазн. Эти её духи… Локон, поворот головы, изгиб шеи, опущенные ресницы…

Маленькая ладошка подрагивает в моей. Веточка – как же ей идёт! тонкая, хрупкая, гибкая! – напряжена. И я с удовольствием бы расслабил её. Я знаю много способов. Мы бы сошли с ума вместе…

Но есть дурацкие правила, общественное мнение, репутация… Прочие заморочки, которые за тысячелетия человеческой цивилизации понапридумывали всякие ханжи. Поэтому я должен спросить. Для начала – должен. Пока ещё.

И я спрашиваю:

– Иветта, вы станете моей?

Не вижу смысла тянуть, лукавить и скрываться. Пусть знает, чего я хочу на самом деле. Мне не до игр.

Она вскидывает на меня гневный взгляд.

Ух! Пронимает! Хороша, чертовски хороша! Разъярённая богиня. Мне даже слегка страшно. Но это как в детстве на качелях, когда тебя подкидывает на самый верх, а потом резко обрушивает вниз, чтобы снова подбросить едва ли не до неба…

– Вы в своём уме?! Я замужем.

– Нет, – говорю честно, – с момента вашего появления я совсем без ума. От вас. А замужество – это формальность, фикция, бумажка. – Наклоняюсь к прелестному розовому ушку, едва удерживаясь, чтобы не укусить бархатную мочку, и шепчу: – Он не достоин вас.

Она обдаёт меня чистой яростью. Вырывается из моих объятий.

И я отпускаю, потому что у меня нет права её удержать. Пока ещё нет.

Подбегает к столу, хватает сумочку и своего непутёвого муженька, которого уже изрядно развезло от халявной еды и выпивки, и говорит нарочито громко, чтобы я точно услышал:

– Стас, мы уходим…