Джанет Чапмен - Опасный защитник

Жаль только, что эти уроки прекратились после того, как однажды она проснулась в его постели.

Дункан вернулся из кухни минут через двадцать. В руке он держал большую кружку, над которой поднимался пар, но вместо того чтобы отдать ее Уиллоу, подошел к стойке, дост&ч с полки пузатую бутылку и плеснул в кружку изрядное количество виски. Только после этого он направился к дивану, дождался, пока Уиллоу выберется из его куртки, и отдал ей напиток.

– Это то, что у вас называется «горячий тодди»? – спросила Уиллоу, принюхиваясь к пару. К ее удивлению, напиток пах не кофе, а шоколадом.

– Это то, что мать делала мне, когда я был простужен, – объяснил Дункан, усаживаясь на диван рядом с ней.

– А у тебя еще и мать есть? – поддразнила его Уиллоу.

– А еще брат и сестра. Пей, – приказал он. – Это согреет тебя изнутри.

Этим утром Уиллоу пребывала в удивительно покладистом настроении, поэтому она послушно поднесла кружку к губам, отхлебнула и даже застонала от удовольствия, когда горячий густой шоколад, словно фланель, окутал ее замерзшее горло. Она сделала еще один глоток и еще, с наслаждением ощущая, как приятное тепло разливается по всему телу.

– А почему ты не сделал такого же себе? – Она протянула Дункану кружку. – Вот, можешь попробовать моего.

– Я так и собирался сделать, – признался он, обнимая девушку за плечи и прижимаясь к ее испачканным в шоколаде губам.

Это был спокойный, неторопливый поцелуй, и Уиллоу не стала ни отвечать на него, ни сопротивляться. Она не смогла бы, даже если бы захотела, потому что от усталости и горячего виски все ее мышцы превратились в безвольное желе. Она просто с удовольствием вдыхала запах Дункана, впитывала вкус и слегка приоткрыла губы, когда к ним прикоснулся его язык.

Давно уже Уиллоу не было так хорошо и уютно. Ей нравились поцелуи Дункана, нравилось, как его тепло обволакивает ее со всех сторон и как стучит сердце в его присутствии.

Когда он оторвался от ее губ и с улыбкой заглянул ей в глаза, Уиллоу положила руку ему на щеку.

– Знаешь, я ведь умею читать мысли, – прошептала она, тоже улыбнувшись. – Вот сейчас ты жалеешь о том, что привез меня сюда, а не к себе домой.

Дункан покачал головой:

– Нет, детка. Если бы я привез тебя к себе домой, то уже вряд ли бы оттуда выпустил. Уиллоу погладила его загорелую щеку.

– Мое предложение остается в силе, Дункан. Если хочешь быть моим любовником, стань им, но никаких обязательств, обещаний и разговоров о замужестве.

Быстро поцеловав ее ладонь, он забрал кружку и отнес ее на камин, а когда вернулся, подхватил Уиллоу на руки, сел на диван и опустил ее к себе на колени. Несколько минут он молча и задумчиво изучал ее из-под полуопущенных век.

Не выдержав этого испытующего взгляда, Уиллоу, к собственному удивлению, покраснела и спрятала лицо у него на плече.

– Ты не сможешь убегать всю жизнь, Уиллоу, – мягко сказал Дункан, положив руку ей на бедро. Другой рукой он взял ее за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. – Ты ведь умница и не можешь не понимать, что как бы быстро ты ни бегала, это всего лишь иллюзия безопасности. Любовь приходит без предупреждения, детка, и остановить ее невозможно, как нельзя остановить восход солнца.

Вырвав из его пальцев подбородок, Уиллоу уставилась на огонь в камине.

– Тебе не кажется, что с твоей стороны чересчур самонадеянно предполагать, что я люблю тебя?

– Нет, – усмехнулся он. – Это с твоей стороны чересчур самонадеянно думать, будто можно пренебрегать собственными чувствами. – Дункан опять поймал ее подбородок, коротко поцеловал в губы и, вздохнув, прижал ее голову к груди. – Но я упрямее тебя, детка, и к тому же у меня есть одно средство, которое поможет мне сначала завоевать тебя, а потом и привязать к себе.

– Что за средство? – нахмурилась Уиллоу.

– Мое тело, разумеется, – ответил он, приподняв одну бровь. – Ты же без ума от него. – Дункан засмеялся и поймал ее за запястье, потому что Уиллоу уже занесла руку для удара. – Я намерен использовать эту твою слабость против тебя же самой. Считай, что я тебя предупредил, – договорил он, смеясь глазами.

– Предупрежден – значит, вооружен, – огрызнулась Уиллоу и попыталась вырвать руку.

– Да, – согласился Дункан, опять прижимая ее к себе, – но я решил, что напасть без предупреждения было бы не по-джентльменски.

Уиллоу глухо фыркнула ему в грудь, а он еще крепче обнял ее.

– Теперь расскажи мне, какую услугу ты оказываешь Коббу. И объясни, что случилось с теми несчастными омарами, которых я положил на лед.

Обрадовавшись тому, что Дункан решил сменить тему, Уиллоу охотно рассказала ему всю историю, начиная со звонка Кобба и кончая результатами ночной поездки по заливу Мэн.

Она поделилась с Дунканом и собственными соображениями по поводу того, что происходит. Он выслушал спокойно и внимательно, как слушал всегда, когда же она закончила, несколько минут молчал, обдумывая услышанное.

Уиллоу уже успела задремать, когда Дункан заговорил:

– Значит, сегодня ты возвращаешься в Огасту, так?

– Нет, – ответила она, не открывая глаз и не поднимая головы с его плеча, – сначала я заеду в Ороно. У меня там есть приятельница, которая работает в Морском университете и как раз занимается омарами. Я хочу завезти ей наши экземпляры. Потом я поеду в Огасту и на работе проверю все лицензии, выданные на открытие полигонов для захоронения опасных отходов за последние пять лет. Но все это после того, – она зевнула и теснее прижалась к Дункану, – как немного посплю.

Он молча повозился на диване, не выпуская из рук Уиллоу, и наконец улегся, вытянувшись во всю длину и по-прежнему прижимая ее к своей груди. Решив, что более теплой и безопасной постели ей и не надо, Уиллоу еще раз с удовольствием зевнула, немного поворочалась, устраиваясь поудобнее, и крепко уснула.

Дункан лежал, глядя в потолок, и всесторонне обдумывал только что услышанную историю. И ни с одной из сторон она ему не нравилась. Было совершенно очевидно, что его любимая женщина напрашивается на серьезные неприятности.

Люди, сбрасывающие в океан токсичные отходы, возможно, не остановятся и перед новыми преступлениями ради того, чтобы замести следы. А Дункан точно знал, что Уиллоу будет преследовать их с упорством разъяренной львицы не только потому, что это часть ее работы, но и потому, что опасность угрожает месту, где прошли ее детство и юность.

Он покрепче прижал к себе тихо посапывающую женщину, скользнул рукой по ее спине, обхватил упругие ягодицы. Уиллоу Фостер – это само воплощение страсти; она не знает ни сомнений, ни колебаний, каждый день проживает так, словно он последний; она не боится ничего на свете, кроме, может быть, собственного сердца, которое на всякий случай окружила надежной гранитной стеной. Дункан не сомневался, что с той же страстью, которую Уиллоу демонстрировала в его постели, она будет бороться с преступниками, и никакие разумные доводы не смогут остановить ее. И если он хотя бы намекнет на то, что разбираться с этой проблемой надо бы не ей, а следственному отделу, это может положить конец их и без того хрупким отношениям.