Л. Романовская - Цена его обмана

Сижу, не в силах поверить в его слова. Он обманывает, не может быть так просто. Что могло измениться, что меня отпускают вот так?

– Да-да… я сам удивлён, поражен и обескуражен. – Тип явно издевается, но мне сейчас на это плевать, – Я бы тебя затрахал до смерти, превратив в бифштекс, засек бы до одной сплошной кровавой раны, но увы…

Сглатываю ком, понимая, что не ошиблась тогда, предположив, что этот парень с лицом ангела настоящий монстр.

– Начальство сказало тебя отпустить. Что поделаешь… – развел руками и тут подмигнул мне как старой знакомой, – Повезло тебе, красотка, от меня живой еще ни одна не уползала…

Затыкаю уши руками. Не могу его слушать. Не хочу. Страх сковывает по рукам и ногам, и я понимаю, что сейчас не выдержу, просто сорвусь и заору.

Он резко наклоняется и бьет по рукам. Звон раздается набатом в оглушенных ушах. Кажется, я все-таки ору.

– Пойдем. – поднимается и идет к выходу.

Я сижу, словно прикованная, оглушенная и скованная страхом. Ноги не идут за ним, не могу. Не пойду с ним, боюсь.

Оборачивается и вновь подмигивает.

– Не беси меня, кукла. Меня не просто так Психом зовут. Пойдем, не заставляй тащить тебя за волосы. Не доставляй мне такого удовольствия.

На негнущихся ногах поднимаюсь кое-как и, едва не теряя сознание, иду за своим мучителем по коридору со множеством дверей, не встретив ни души. Псих резко останавливается и толкает одну из неприметных дверей. Пихает меня внутрь, и я, под дружный гогот, вновь оказываюсь в кошмаре. Пячусь назад под насмешливыми взглядами компании из тех ублюдков, что ворвались в мой дом. Сзади Псих, впереди Лысый и Татуированный. Внутри все сжимается от страха, и я кричу, но голос мой беззвучен. Пытаюсь бежать и понимаю, что прилипла к полу – не отодрать. Я хочу, чтобы сердце перестало биться, только бы не оставаться с мучителями в этой комнате.

– Смотри, как застремалась девка, – словно сквозь вату слышу голос Лысого и новый приступ смеха, эхом отлетающий от стен и врезающийся мне прямо в голову.

Ноги и руки онемели и даже язык прилип к небу. Понимаю, что теперь-то уж точно все будет кончено. Лишь бы не было слишком больно…

Псих обходит меня по кругу и вдруг резко выкидывает руку мне в лицо. Она зависает всего в паре сантиметров, а я уже падаю на корточки и пытаюсь отползти к стене. Зажимаю уши руками и прячу лицо в колени.

– Обожаю этот момент…

Я невидимка. Я сейчас исчезну. Я невидимка. Я сейчас исчезну.

Поднимают и ставят на ноги, что-то говорят, но я не слышу, уши по-прежнему держу руками.

Псих еле отдирает их, и тогда мне кажется, что с меня живьем сдирают мясо.

Я невидимка. Меня нет.

– Да харе орать, ты, дура!

Голос татуированного резко врывается сквозь вакуум, и я вдруг понимаю, что и правда кричу на одной протяжной ноте. Резко захлопываю рот, но кажется звук стихает не сразу, а еще тянется будто долгое эхо.

– Хренасе её накрыло!

– Слушай сюда, курица! Будь моя воля я давно бы тебя отымел и пристрелил в ближайшей канаве, но увы… – Лысый слегка ударил ладонью по спине и продолжил, – Сейчас ты поедешь домой. Тебя там никто не ищет, по крайней мере менты точно. Если кто спросит, что с рожей, скажешь хахаль наподдавал. Он же дверь выбил. На днях приедут-дверь починят. Все усекла?

Я стою как вкопанная и в голове бьется, словно птица в клетке, только одно слово – «домой».

Ощутимый подзатыльник выводит из транса, и я спешу кивнуть. Волшебное слово дом творит чудеса.

– Теперь по теме. У тебя есть брат.

– Был, – зачем-то шепчу я и вновь удостаиваюсь затрещины.

– Есть. Мы уверены, что есть. Твой брат крыса, а раз твой брат крыса, то и ты тоже. А с крысами мы не церемонимся. Это тебе понятно?

Киваю, не желая вновь получить тычки.

Домой. Скоро я поеду домой.

– Ты, курва, должна его найти и убедить его отдать бабки. Это ясно?

Киваю. Дома кот и…

– Ты не пойдешь к ментам, потому что тогда мы тебя точно убьём. И не только тебя. Вначале вот её, – он протягивает руку с зажатым в ней телефоном, откуда на меня смотрит улыбающаяся и жизнерадостная Лика.

Громко сглатываю, зажимаю рот рукой, чтобы не закричать.

– Вижу, что поняла.

Киваю, вдруг отчетливо понимая – что толку от дома, который не защищает? Они найдут меня. И Лику. Найдут и убьют.

– Знаешь, что мы с ней сделаем прежде, чем пристрелить?

Они смеются и в красках описывают, как и сколько раз будут насиловать нас с Ликой. Меня качает, и Псих, будто издеваясь, поддерживает под локоть. Чувствую, что сейчас меня вырвет и зажимаю рот рукой.

– Твою мать!

Псих пинает меня от себя подальше, я падаю на пол, но позыв вдруг уходит. Медленно встаю, ожидая чего угодно.

– Короче, вижу, что ты все поняла. Если сделаешь все как надо, найдешь этого гаденыша и приведешь его к нам, тебя и твою подругу-шлюшку не тронут.

– Гарантии? – хриплый голос звучит словно набат в полной тишине.

Это мой голос? Это я сейчас спросила?

Я не знаю, почему я это спросила. Я убеждена, что они бредят, ведь мой брат умер. А если бы и был жив, я бы ни за что не отдала его этим нелюдям. Не отдала бы ведь?

Снова смех разрывает тишину. Им весело в то время, как я мечтаю просто не сойти с ума.

– Гарантии… нет, вы это слышали?

Они не могут успокоиться от ощущения безнаказанности и своей власти надо мной. А когда наконец замолкают, Лысый подходит так близко, что я чувствую его зловонное дыхание и мне едва хватает сил не морщиться от омерзения.

– Нет гарантий, кукла. Просто делай, что сказали, и будешь жить.

Киваю. Вновь и вновь, словно болванчик, киваю. Я готова на все, только бы уйти отсюда, лишь бы не видеть эти мерзкие рожи.

Псих грубо хватает меня за плечо и выводит за дверь. Вновь ведет по длинному коридору, подводит к одной из дверей.

– Там шмотки какие-то, надень. Причешись и все такое. Короче, приведи себя в сносный вид, – усмехается он, и я остаюсь одна.

Осторожно ступаю в маленькую комнатку, больше похожую на каморку. Стол, два стула, умывальник и окно. Настоящее окно, откуда струится солнечный свет. Плевать на всё. Нужно собраться и поскорее выйти из этой тюрьмы.

На стуле вечернее платье на бретельках, явно мне не по размеру. Черные лодочки на шпильке, немного тугие, но и на это совершенно плевать. Расческа, на которую я смотрю с таким видом, будто вижу впервые. На голове колтуны, расчесать которые очень сложно и больно, потому что меня так часто таскали за волосы, что каждое движение гребнем отзывается дикими невыносимыми страданиями. Но я как проклятая деру слипшиеся от крови волосы и в конце концов кое-как заплетаю их в косу.

Касаться лица тоже больно, особенно носа, но вода словно живая, смывает грязь и кровь, принося немного облегчения. Разбитые руки после воды тоже более-менее сносны. Пока еще синяки не так страшны, через пару дней я наверняка не смогу спокойно на себя смотреть. Впрочем, главное, чтобы я вообще могла смотреть, спокойно или нет – дело уже десятое.