Штефани Хассе - Ты любишь предателя

Ремарка: подмигнуть или вскинуть бровь . Я выбираю последний вариант, который едва ли не переходит в закатывание глаз, и до меня доносится «Ууууууу!», источник которого мне слишком хорошо известен. Диона.

Я пытаюсь высмотреть ее в задней части зала, однако фигуры, которые стоят в сумеречном свете, едва ли можно отличить одну от другой – женщины в сногсшибательных вечерних платьях и мужчины в смокингах. Спереди стоят Львы, которые ждут, когда смогут по подиуму подойти ко мне.

Назвать атмосферу напряженной было бы сильным преуменьшением, и я спрашиваю себя, как такое возможно, чтобы, очевидно, все присутствующие здесь успешные женщины настолько горели желанием купить себе совершенно незнакомого молодого парня.

Надеюсь, по мне не видно, что я думаю. Я еще раз перевожу дух и зачитываю следующую карточку:

– Ваш шведский стол, – я с трудом выговариваю это словосочетание – на Уайтфилдском благотворительном балу этого года открывается новыми поступлениями в ряды Львов: Бэррон Карстэрс… – Я подавляю звук тошноты, в то время как Бэррон запрыгивает на подиум, наслаждается аплодисментами гостей и оборачивается вокруг своей оси, презентуя себя. – Остин Сандерс… – Остин взбирается по трем ступеням на другом конце подиума и, тяжело ступая, идет вслед за Бэрроном, как зверь на заклание. – И Джошуа Прентисс…

Я запинаюсь. Слишком много воспоминаний делают мой голос мрачнее.

Когда легкое как перышко прикосновение заставляет сердце биться чаще.

Кто-то рядом со мной, предположительно Валери, покашливает, и я отодвигаю это воспоминание на задний план, пока Джош марширует по подиуму, будто по недоразумению попал не в тот пункт программы.

– Келлан Томас, Натан Сойер, Сэм Мэттссон, Тимоти Тессье, Патрик Фридман и последний, но только по списку, Рё Ханю, – оттарабаниваю я имена остальных.

Ребята проходят по подиуму, будто их тянут за веревочку, а у сцены встречают. Затем все начинается с Рё. Я зачитываю, какими достоинствами обладает Рё. В это время Рё – со слегка покрасневшими щеками – предъявляет себя аплодирующей публике.

– Стартовая цена, как и для всех стартовых номеров этого вечера, двадцать тысяч фунтов.

Пока я обдумываю, что могла бы сделать, имея такую сумму – наверное, дать Фиби возможность учиться в том университете, в котором она захочет, – светящиеся таблички с номерами покупательниц выстреливают вверх, словно фейерверк. Сумма достигает головокружительных высот и делает Рё пропорционально все более уверенным в себе.

– Продано номеру 126 за немыслимые восемьдесят шесть тысяч фунтов.

Звучат восторженные аплодисменты, обращенные к покупательнице, которая поднимается из-за своего стола и кивает всем присутствующим, пока я записываю ее номер на карточку Рё.

Всякий раз между двумя участниками аукциона развязывается настоящая война, будто обладательницы номеров сходятся на дуэли. Келлан, кажется, единственный не слишком доволен этим, но, если я правильно рассуждаю, он всегда выглядит мрачным, и улыбнуться для него – колоссальное напряжение. Тем не менее, он увеличивает товарооборот ради благородной цели, а чем больше юношей я сбываю с рук по высокой цене, тем больше впадаю в эйфорию. Напряжение можно буквально потрогать, оно щекочет кожу. А затем следует очередная карточка.

Мое сердце сбивается с ритма. Оно не может решить, стоит ему дальше предаваться этому дурману или лучше обиженно ретироваться.

– Наш следующий кандидат – Джошуа Прентисс, сын самой влиятельной женщины мира и…

– Пятьдесят тысяч, – выкрикивает первая покупательница, еще до того, как я зачитала достоинства Джоша.

Кто, черт подери, составлял эту карточку? Здесь написано: «Сын самой влиятельной женщины мира, король вечеринок с обворожительной улыбкой. Он обеспечит Вам волшебный вечер. Знакомство с Овальным кабинетом включено».

Когда я вновь недоуменно обращаюсь к публике, стоимость Джоша уже составляет девяносто тысяч фунтов, и это не финальная сумма. Потому что Джош с отмеченной в карточке обворожительной улыбкой снимает пиджак смокинга, небрежно закидывает его на плечо, а другой рукой смахивает с лица волосы, она растет все выше, пока мужской голос, относящийся к светящемуся номеру 34, и женщина с номером 117 не сходятся на дуэли.

– Сто двадцать тысяч фунтов раз…

– Сто пятьдесят тысяч! – кричит мужчина, чье лицо я не могу разглядеть, потому что его светящаяся табличка меня слишком ослепляет. Зачем ему Джош? Он хочет наладить контакт с Белым Домом?

– Сто пятьдесят тысяч фунтов раз, сто пятьдесят тысяч два, сто пятьдесят тысяч три. – Я взмахиваю белым глянцевым молотком. – Продано номеру 34 за баснословные сто пятьдесят тысяч фунтов, которые пойдут на благотворительные цели.

Ликование, аплодисменты, овации стоя, обращенные к таинственному покупателю, который, в отличие от других гостей, не встает и не купается в этом восхищении. Я превозмогаю желание заглянуть в список. Разделываюсь с торгами по Бэррону, текст о котором немного изменяю, прежде чем утверждаю самую высокую цену из заявленных – которой он ни в коем случае не стоит, – и перехожу к Остину.

– Мы переходим к последнему предложению этого вечера. Дорогие гости, я представляю вам героя аукциона. Остин Сандерс, словно волшебник, каждой своей фразой вызовет у вас улыбку и подарит ощущение, что вы центр вселенной. Клиенты-подзащитные потекут к нему рекой, его противники в суде могут сматывать удочки еще до произнесения вступительной речи.

Я улыбаюсь, читая меткое описание, и невольно ищу среди публики Диону. Между тем, освещенная своей табличкой участника, лежащей у нее на коленях, она сидит за одним из стоящих впереди столов рядом со своей мамой Даниэль Андертон, владелицей «D.A.», популярного в высшем обществе модного дома.

Диона сияет, встречаясь взглядом с моим, и что-то подсказывает мне, что текст на карточке Остина – ее рук дело, и каждое слово в нем идет от чистого сердца. Она первая тянет вверх свою светящуюся табличку с номером 30 и пресекает на корню любые последующие предложения других потенциальных покупателей.

– Продано номеру 30 за сто тысяч фунтов! – кричу я и в последний раз взмахиваю аукционным молотком.

Диона вскакивает, ликуя. Ее мама берет за руку мужчину, сидящего рядом, наверное, папу Дионы, и они смотрят в глаза друг другу. Они определенно предаются воспоминаниям о том времени, когда сами были в составе Львов и Воронов. Хотя я не знаю их лично и при слабом свете свечей даже не могу точно прочитать выражение их лиц, им удается скорректировать репутацию этих сообществ в моих глазах, сильно пошатнувшуюся вследствие того, что мне пришлось пережить. Ни Львы, ни Вороны не плохие и не внушают страх. Нет. Они действительно творят добро. И под этим я подразумеваю не только гигантские пожертвования, сделанные сегодня вечером, но и то, что они открывают необеспеченным студентам и студенткам вроде меня возможности, которые без этой поддержки были бы немыслимы.