Кей Хупер - Послание из ада (Одержимая)

– Послушай, Мэгги, может быть, лучше немного подождать?

Она смерила его отсутствующим взглядом.

– Подождать? – спросила она холодно. – Чего?

– Ну, пока это… выветрится, – смутился Джон.

Мэгги пожала плечами.

– Ты боишься, что я могу вообразить что-то ужасное? Но ведь воображение не может причинить мне вреда.

– После того, что я видел в доме Митчеллов… – Он запнулся. – Я знаю, тебе было больно, и не хочу, чтобы это повторилось.

Мэгги вдруг очень захотелось прикоснуться к нему, погладить по щеке, успокоить. Желание было таким сильным, что она с трудом справилась с собой. К счастью, Джон ничего не заметил.

– Если Тара Джемисон – шестая жертва Окулиста, – решительно сказала Мэгги, – то сейчас она единственный человек, которому действительно больно, больно по-настоящему. Что бы я ни чувствовала, это временно.

– Но это не значит, что ты страдаешь меньше.

Мэгги не стала возражать.

– Со мной все будет в порядке, – просто сказала она и, повернувшись к лифту, нажала кнопку вызова.

Двери открылись почти сразу, и, прежде чем шагнуть внутрь, Мэгги внимательно оглядела пространство кабины, внешне выглядевшей совершенно безобидно.

Очевидно, грузовым лифтом пользовались часто. Во всяком случае, в первые мгновения Мэгги уловила лишь путаницу множества чужих чувств и эмоций – в основном раздражения, слабой тревоги и… зубной боли. В этом не было ничего удивительного; в доме жило много людей, которые ежедневно спешили, опаздывали и даже боялись лечить зубы. Еще больше людей приходило к ним в гости, и у каждого из них тоже были свои проблемы.

Только потом, на самой границе восприятия, она почувствовала что-то чужое.

Чужое, темное, голодное. Злое. Холодное. Страшно холодное и темное.

Это чувство росло, надвигалось, и вскоре Мэгги поняла, что ей стало трудно дышать. Охвативший ее мрак был плотным, как бы шелковистым на ощупь, холодным, как масло или как слизь на чешуе безглазой рептилии, обитающей в глубине сырой каменной пещеры. Он обвился вокруг нее, и Мэгги чувствовала его голодные импульсы, словно что-то во тьме судорожно разевало пасть, желая проглотить ее.

– Мэгги? Что с тобой?!

Она часто заморгала, посмотрела на Джона, на его пальцы, сжимающие ее руку, и невольно спросила себя, что прочел он на ее лице.

Внезапно как будто отворилась какая-то дверь, и она поняла все, что Джон чувствует сейчас: его тревогу, заботу, и другие эмоции – не столь отчетливые, но сильные, клокочущие, как расплавленный металл в мартеновской печи.

– Со мной все нормально, – пробормотала она.

– Правда? Тогда почему ты так сказала?

– Что я сказала? – Мэгги действительно не помнила, чтобы она произнесла что-то вслух.

– «Огради нас от всякого зла». Ты как будто молилась.

Немного помедлив, Мэгги высвободила руку.

– Странно, – сказала она, пожимая плечами. – Я никогда не была религиозна.

Потом Мэгги снова попыталась сосредоточиться, надеясь еще раз уловить то холодное, мрачное, что едва ее не напугало, но ощущала она только эмоции Джона. Их руки больше не соприкасались, однако невидимая дверь, которая открылась между ними несколько минут назад, никак не хотела закрываться. Мэгги внезапно поймала себя на том, что испытывает сильное и необъяснимое желание погрузиться в надежное, ласковое тепло, которое он излучал.

– Что это было, Мэгги? – медленно проговорил Джон. – Ты что-то увидела?

Она не стала его поправлять и говорить, что слово «увидела» в данном случае не совсем удачно. Она вошла в лифт и, когда Джон последовал за ней, нажала кнопку восьмого этажа. Только когда двери закрылись и кабина тронулась, она спросила:

– Ты никогда не задумывался о природе зла?

Джон с тревогой сдвинул брови.

– Вряд ли. А что? Ты почувствовала что-то нехорошее?

Мэгги кивнула.

– Да. Я почувствовала Зло. Окулист был здесь, в этой кабине. Знаешь, я в первый раз ощущаю его… так.

Что это значит и как нелегко ей это далось, она решила не объяснять, чтобы не заставлять Джона волноваться еще больше.

– Как ты можешь быть уверена, что это он?

– Могу. Его желание… оно не было нормальным. То, что он испытывает, скорее похоже на голод, страшный, неутолимый голод, который сжигает человека изнутри и гасит все остальные чувства. И разум. Он уже почти не человек, Джон.

– О боже!.. – пробормотал Джон.

– Извини, но ты сам спросил.

Джон крепче сжал губы.

– А что ты чувствуешь сейчас?

– Ничего особенного. – «Тебя!» – хотелось сказать ей. – Это была просто короткая вспышка, озарение. Должно быть, я уловила обрывки того, что он испытывал, когда ехал в лифте.

– Она была с ним?

Мэгги удивленно нахмурилась, потом до нее дошло.

– Тара? Нет, не думаю. Вряд ли Окулист рискнул везти ее в лифте. Но он похитил ее – я знаю это, потому что он предвкушал все, что он сделает с ней.

– Но в лифте ее не было?

– Нет.

Лифт остановился, и двери уже поехали в стороны, когда Джон сказал:

– Если он не вез Тару в лифте, тогда как же он ухитрился вытащить ее из здания?

– Этого я не знаю.

Выйдя из лифта в коридор восьмого этажа, они огляделись по сторонам и пошли к четвертой квартире. Шагов через пять Джон молча показал Мэгги на камеру наблюдения под потолком. Весь коридор прекрасно просматривался. Казалось невероятным, чтобы кто-то мог вынести из квартиры – любой квартиры – потерявшую сознание женщину и остаться незамеченным. Мэгги только пожала плечами.

– Возможно, он снова что-то сделал с системой безопасности, – предположил Джон. – Но это все равно не объясняет, как ему удалось вытащить Тару из здания.

Мэгги внезапно остановилась, снова ощутив на мгновение уже знакомый алчный голод, к которому теперь примешивалось ощущение решимости. И физических усилий.

– Это… было… нелегко… – раздельно проговорила она. – Труднее, чем он ожидал.

– Что именно? – негромко спросил Джон.

– То, о чем ты говорил. Похитить девушку из здания, чтобы не заметила охрана.

– Но как он это сделал?!

Мэгги не ответила, только повернула голову, внимательно осматривая коридор. Джон не видел ничего подозрительного: двери других квартир, с полдюжины растений в горшках, журнальный столик и кресла, несколько картин в застекленных рамках и два высоких зеркала, делавших коридор более просторным и светлым. Огнетушители и пожарные шланги в застекленных шкафчиках были спрятаны в небольшие ниши и почти не бросались в глаза.

«…Заржавело так, что не открывается», – прозвучал голос ниоткуда, слышный только ей.

Взгляд Мэгги остановился на ближайшем зеркале в массивной позолоченной раме. Оно находилось примерно на половине пути между лифтом и дверями квартиры Тары Джемисон. Мэгги медленно подошла к нему. Собственное отражение, появившееся в зеркале, ее почти не заинтересовало – она лишь слегка удивилась, почему щеки ее так побледнели, а зрачки расширились. Потом в зеркале появилось отражение Джона, и Мэгги уставилась на него, удивленная и почти испуганная тем, что ей вдруг померещилось.