Елена Тюрина - Наследники графа. Александрин

Мишелю ничего не оставалось, как подыграть. Он взял животное, графиня заботливо поправила на обезьянке платьице и предупредила, чтоб та хорошо себя вела.

– Монфор, что вы ей сделали, что она так над вами издевается? – поинтересовался граф. – Бедного герцога Бофора она так чуть до истерики не довела за то, что он неудачно пошутил по поводу ее прически.

– Даже не знаю, дорогой друг, чем вызвал такое отношение, – серьезно ответил шевалье. – Ну что ж, покормлю я вашу обезьяну.

Однако Генриетта отнеслась к нему совсем не дружелюбно. Она принялась раскидывать еду, а потом опрокинула бокал с вином прямо на штаны де Монфору. Запах спиртного видимо еще больше разозлил животное. То, что случилось дальше, стало настоящим шоком для посланника кардинала.

С резким визгом обезьяна вдруг напала на мужчину, вцепившись лапками в его пах, вонзая цепкие сильные пальчики с коготками в мошонку. Гасконец чуть не вскрикнул от ужаса и боли, схватил животное, пытаясь оторвать от себя в страхе перед ее крепкими острыми зубами. Но Генриетта лишь глубже вонзила ногти в его тело. На глазах де Монфора выступили слезы. Он был готов отдать и сделать все, что угодно, лишь бы кончилась эта невыносимая пытка.

Догадавшись, что происходит, никто уже не улыбался. Даже графиня. Она, не двигаясь, наблюдала за происходящим. Граф, смерив испепеляющим взглядом жену и дочь, быстро встал и забрал обезьяну, которая при виде хозяина успокоилась и перебралась к нему на руки.

– Унесите, – сказал он служанке. – И чтоб я ее больше не видел.

Монфор никогда в жизни не чувствовал себя более униженным. Но, к счастью, о досадном недоразумении никто не вспоминал.

Переодевшись, Мишель вернулся в гостиную, где, между тем, начался настоящий домашний концерт. Графиня играла на клавесине, а Александрин исполняла какую-то задорную песенку. Держалась дочь графа так гордо, словно всеобщее внимание только придавало ей уверенности.

Шевалье некоторое время с замиранием сердца следил за тем, как жена друга сидит за клавесином, грациозно постукивая ножкой с такт музыке. Рафаэль же, в свою очередь, с благоговейным восторгом внимал пению дочери графа.

Затем все принялись уговаривать хозяйку саму спеть что-нибудь. Кроме де Монфора, которому все еще было неудобно за случай с обезьянкой. И графиня все-таки согласилась. Но с условием, что аккомпанировать ей будет супруг.

– Граф, вы и на клавесине играете? – изумился дон Саласар.

– Представьте себе. Даже лучше, чем на гитаре, – ответил де Куси.

Анна запела, и все невольно подались вперед. Какой голос! Сильный, высокий, летящий! Ее слушали не только гости, но и притихшие слуги, которые за секунду до этого внесли напитки и сладости.

Анна была в ударе. Она уже давно очаровала всех гостей, но сегодня благодаря ее великолепному вокальному таланту это очарование во стократ усилилось.

Граф и графиня даже исполнили одно произведение в четыре руки. В этом было столько гармонии, какого-то тепла и единения, что Монфор помрачнел. Он не желал этой паре ничего плохого, но не мог совладать с непонятно откуда взявшейся ревностью, которая рвала душу.

Анна же так увлеклась всем происходящим, что с легкой ностальгией вспомнила свое отнюдь не счастливое детство. Когда-то она, будучи воспитанницей монастырской школы для девочек, пела в церковном хоре. Первый раз очень волновалась. Ей нужно было исполнить один из гимнов в честь рождения Сына Божьего Иисуса. Очень бледная и худая девочка стала у алтаря и запела. Платье послушницы было ей коротко – из рукавов виднелись тоненькие запястья. Но невозможно было не любоваться ее ярко голубыми очами и доходившими девочке до талии светлыми волосами. Усиленный хорошей акустикой помещения, голос был невероятно силен и звонок. Прихожане слушали как зачарованные.

Потом все так ее хвалили и восхищались ею, что мать-настоятельница поспешила увести ребенка, боясь, что в ее сердце это посеет зерно тщеславия. Она не догадывалась, что зерно тщеславия не только было посеяно, а уже разрослось буйным цветом…

Наконец наступила ночь. Когда Монфор уже собирался лечь спать, дверь в его комнату тихо отворилась. Он как раз закончил умываться и, повесив на спинку стула полотенце, оглянулся. Стоял с голым торсом, одетый лишь в нижние штаны. Графиня остановилась в дверном проеме и как-то странно смотрела на него.

– Что, еще что-нибудь придумали? Может, теперь собаку на меня натравите? – холодно проговорил он.

– Она вас сильно поранила? – спросила даже, как показалось шевалье, с некоторым сочувствием. Может и правда не желала, чтоб до такого дошло?

– Нет, все нормально, – уже более мягко ответил мужчина.

– Бедняжка… Я совсем не думала, что так получится, уверяю вас!

– Ладно, забудьте.

– Пожалуй, так и сделаю.

Ее насмешливая улыбка окончательно привела его в замешательство. Графиня явно хотела сказать еще что-то, но колебалась. Потом все-таки ступила в комнату, прикрыв за собой дверь.

– Надеюсь, вы не решили, что я хотела вас сегодня утром?

– Ну что вы, даже в мыслях не было, – спокойно сказал он.

При этом его глаза с наглой откровенностью скользили по ней сверху вниз.

– Это прекрасно, что мы правильно понимаем друг друга, – усмехнулась она.

Как она соблазнительна! Мишель вспомнил ее появление в купальне, и вновь представил себе, как спускает лиф платья, открывая ее нежные груди, и ощутил вкус ее кожи, губ, языка… В животе шевалье начал сворачиваться тугой комок возбуждения. Он даже подался к ней, но Анна сделала шаг к двери.

– Кстати, насчет вашей попытки переманить моего мужа на сторону Мазарини… – сказала, уже выходя. – Как можно так сглупить? Да, мой дорогой, вы оказались крайне неосмотрительны. Человек, который мечтает когда-нибудь сделать блестящую карьеру при дворе, не должен совершать таких безрассудных поступков.

Перед глазами то и дело всплывали картины этих нескольких дней – поразившая его встреча с графиней, оживленная и язвительная Анна в разговоре с испанцем, беззащитная и теряющая рассудок в его объятьях, ее показное веселье во время импровизированного концерта, неуловимые нежные взгляды и прикосновения, которыми они постоянно обмениваются с графом, и наконец, графиня, насмешливая и ироничная в его комнате… Монфор почти всю ночь пролежал без сна, терзаясь от сознания того, что она возносится сейчас к вершинам блаженства, утомленная и пресыщенная ласками своего мужа.

На следующий день дон Саласар с сыном должны были покинуть замок графа де Куси. Но утром Арман неожиданно сообщил, что ему тоже придется уехать на пару дней, поэтому он проводит их. На самом деле графу предстояла очередная встреча с фрондерами, которые планировали организовать побег герцога де Бофора из Венсенского замка. И естественно всего этого он никому не сказал. Сославшись на неожиданные дела, Арман попросил Монфора дождаться его возвращения, и покинул замок рано утром.