Тилли Бэгшоу - Оборотная сторона полуночи-2. Как феникс из пепла

– Я читал вашу статью для «Ньюсуик», – сказал Радмейн. – Вы в очень многом оказались правы: чувствовалось, как со страниц льется боль.

– Да, то было тяжелое время, – призналась Норико, слишком поглощенная воспоминаниями, чтобы спросить, как он разыскал и прочел статью, которая никогда и нигде не публиковалась. – После катастрофы на какое-то время стало легче. Я начала отходить. Но потом…

– Потом вот это, верно? – Марк Радмейн тихонько толкнул по столу отсканированную с высоким разрешением фотографию утонувшего мальчишки-мигранта. На пятке четко различалась лямбда.

Норико закусила губу и ущипнула себя за переносицу, чтобы ни в коем случае не заплакать.

– Да.

– Не представляю, сколько боли вам доставило это фото, – произнес Радмейн.

Норико отвела взгляд, посмотрела на оживленную улицу за окном и прошептала:

– Она жива.

– Похоже, что да.

– Но как… как она выжила в той катастрофе?

– Пока не знаем, – признался Радмейн. – Сейчас нам многое непонятно, но мы непременно все разузнаем. Если Афина Петридис все-таки жива, мы найдем ее и призовем к ответу. Даю вам слово.

Норико бросила на него резкий взгляд.

– Вы ищете справедливости? Или возмездия?

– А есть ли разница? – Радмейн чуть склонил голову. – Можем назвать это возмездием. Праведным возмездием.

Оба некоторое время молчали, и Радмейн начал было гадать, достаточно ли приложил усилий, но тут профессор Норико Адачи повернулась к нему и сказала именно то, чего он ждал:

– Я хочу вам помочь, мистер Радмейн. Пожалуйста, расскажите поподробнее о вашей «Группе».

А в Сан-Франциско Элла испытывала нараставшее чувство тревоги. В действительности она восприняла потерю работы с гораздо меньшим оптимизмом, нежели продемонстрировала в кабинете теперь уже бывшего шефа. Шагая после их разговора домой, в маленькую квартирку на Филлмор-стрит, она старалась обуздать охватывавшую ее панику. И что теперь?

После недели, когда днем бегала по врачам, чтобы выслушать различные мнения по поводу обморока (все одинаково неутешительные: «С точки зрения соматической никаких нарушений нет, мисс Прэгер, но может присутствовать психологический фактор»), а по вечерам у себя в квартире читала и перечитывала письма, Элла вымоталась и физически, и эмоционально.

Да, работа в сфере медицинских исследований была скучной, а неумелые каждодневные подкаты раздражали, деньги там платили небольшие, но она обеспечивала Элле постоянство и стабильность, нечто осязаемое, за что можно ухватиться. Сейчас ей это было нужно, как никогда раньше. События последних трех недель совершенно выбили ее из колеи – смерть Мими, поездка на ранчо, связанная с похоронами, найденные письма и плюс ко всему сделавшиеся совершенно невыносимыми головные боли.

Боб из кофейни помог ей попытаться хотя бы понять, что же содержится в этих письмах, и посоветовал:

– Я бы не спешил с выводами. Ты же не знаешь, какие у твоей бабушки были мотивы скрывать от тебя правду. Там масса недостающих звеньев.

Элла посмотрела на него с тоской.

– Дело не только в Мими. Если мои родители живы, то почему не вернулись за мной?

Боб обнял ее. Для человека с резким, а иногда и взрывным, характером Элла могла быть глубоко ранимой, почти как ребенок.

– Не знаю, дорогая.

– Как они могли оставить меня там навсегда? И почему перестали писать? Последнее письмо отправлено в тот год, когда мне исполнилось восемь. Ты думаешь, это потому, что я так и не ответила? Думаешь, они решили, что я их не люблю?

– Нет, – резко ответил Боб. – Уверен, что все не так. Прочти внимательно письма отца к бабушке. Он знал, что она прячет от тебя их письма, знал, что наврала про автокатастрофу.

– А почему только он мне писал? – сердито спросила Элла. – А как же мама? Где она была все эти годы? И где теперь?

– Ты задаешь правильные вопросы. Но единственный способ хоть что-то узнать – это самой докопаться до правды. Мне кажется, что перво-наперво нужно выяснить, живы ли они.

Как всегда, Боб проявил свои лучшие качества, и в частности практичность. Элла жалела, что не обладает его способностью разбивать проблему на поддающиеся решению фрагменты. И он прав – ей действительно нужно хорошенько взяться за дело и каким-то образом самой докопаться до правды. Но что-то ее удерживало, и, поразмыслив, она вынуждена была себе признаться, что это страх.

Набрав код на домофоне, Элла вошла в подъезд, поднялась по трем маршам скрипучей лестницы в свою мансардную квартирку, сняла туфли и строго симметрично поставила их у стены, как того требовал ритуал.

Кухня-гостиная выглядела так же, как и до ее ухода несколько часов назад: аккуратно, чисто и по-спартански аскетично. Стол с белой пластиковой столешницей поблескивал, будто перенесся сюда прямо из лаборатории патологоанатома. Впечатление это еще больше усиливалось стойким запахом отбеливателя. Одинокое ярко-красное кресло было повернуто к телевизору, также протертому до нестерпимого блеска. Единственным другим предметом обстановки был функциональный книжный шкаф из «Икеа», где в строгом соответствии с цветовой гаммой стояли романы и брошюры по саморазвитию.

Понедельник, одиннадцать утра, подумала Элла, неловко переминаясь с ноги на ногу, когда паника вновь начала охватывать ее с еще большей силой. Что же теперь делать? Когда она росла на ранчо, всегда находилась работа, и всему находилось время. В городе все было иначе. Не надо было чистить оружие, снимать шкурки с кроликов и чинить заборы. Чтобы заполнять дни, нужна была работа. Поставленная цель. До сегодняшнего дня она у Эллы была. Но теперь над ней нависала ужасающая перспектива наличия «свободного времени»: долгих часов безделья, когда голоса в голове разойдутся в полную силу. Они уже включились на малой громкости. Мужской голос принялся читать комбинации цифр, едва Элла успела войти в дом. Может, врачи правы? Может, это все из-за стресса?

Безо всякой цели она отправилась в спальню, села за стол и открыла ноутбук, подавив искус выдвинуть ящик с письмами отца. Прошлым вечером она больше трех часов с упорством одержимой изучала марки и штемпели на всех сохранившихся у Мими конвертах. Письма приходили из разных уголков земного шара: из Пакистана, Греции, Южной Африки, с Фиджи. «Родители на пару изучали мир, зная, что я на ранчо в полной изоляции, скорблю по погибшим, которые живы-здоровы». Вначале Элла встала на сторону отца, целиком и полностью обвинив бабушку во лжи, к которой ее приучили с самого детства, но время шло и ей пришлось признать горькую правду: ее родители тоже к этому причастны. «Они знали, где я, но так и не вернулись».

Что Элле требовалось сейчас – так это найти работу, причем срочно. Она не могла позволить письмам поглотить ее целиком, пока жизнь более-менее не войдет в колею. Когда просматривала вакансии на сайте трудоустройства и на портале выпускников Беркли, у Эллы упало сердце. Даже на чисто офисных и исследовательских должностях, на вакансиях для программистов работодатели хотели видеть «открытых», «харизматичных» кандидатов с «развитыми навыками общения». Академические аттестации у Эллы были «звездными», и ее всегда приглашали на собеседования, а вот там все неизбежно начинало идти вкривь и вкось.