Янка Рам - Краш-тест для майора

– Госпожа Барковская числится у нас чёрной вдовой, Сергей Алексеевич.

– Не понял. Как так?

– Началось все с полковника Шахрина. Вот оговорка про полковников – это было про него. Сейчас Муратов в его кресле сидит.

– Помню я Шахрина… Он же погиб. При исполнении. При чем тут Настя?

– Не знаю… Только перед этим жениха Барковской посадили, мент был простой. И на зоне его убили, сразу.

– Хм… а детали?

– Не интересовалась. Но могу узнать.

– Узнай.

– Шахрин… ммм… говорят, была она его любовницей. Недолго. Почти сразу погиб. И теперь вот… Муратов. Любит дама красивые погоны…

А мне показалось – не любит. Поэтому не готов я в сплетни верить.

– Почему ты сказала – «неприкасаемая».

– Потому что был и еще один, кто попытался протянуть руки к этой «прелести», Муратов его посадил.

– Ага…

– Ага.

– Обижал её?

– Не думаю. В общем, «чёрная вдова»!

Разглядываю грустную хмурую Настю…

– Хм… рьяный какой подполковник!

– Такая вот любовь! Смогли бы Вы ради любви, Сергей Алексеевич, человека невиновного посадить?

– Устранить соперника? Боюсь, что самолюбие бы не позволило идти таким путём. Но, вот если бы женщину мою обидели, там бы рука вряд ли дрогнула. Дело мне это завтра достань. Может, ни за что мужик-то сидит.

– «Может»?… – цинично смеётся Татьяна.

– Не уважаешь свое начальство?

– А за что его уважать? Здесь, Сергей Алексеевич, у нас не Москва. Концов и правды не найти. Но лучше быть внутри системы, чем под ней.

– Это правильно… Но и у нас, в Москве, непросто. Власть – она такая. Сложно не опаскудиться.

– Но Вы же смогли.

– Функцию лести выключи, капитан. Не выношу.

– Есть, – опускает взгляд с ухмылкой.

Музыка сменяется на другую, мы садимся за стол. О вине, о коньяках, о машинах… Дамы скучают. Настя незаметно перелистывает пальчиком по экрану телефона, стараясь не участвовать в разговоре. Допиваю очередной бокал. Огни становятся ярче, голоса неразборчивее… Надо тормозить.

– Могу я Вашу невесту пригласить на танец, Глеб Евгеньевич. Вздрогнув, Настя выпрямляется, со едва скрываемым ужасом глядя на меня.

– Извините, Сергей Алексеевич, – желваки на его лице напрягаются. – Настя не танцует.

– В самом деле? Никогда бы не подумал, что такая девушка и не танцует.

– Дело в том, что не танцую я. А значит, и моя будущая жена тоже.

Ммм… Демонстрация чувства собственности и власти над женщиной. Хм… да ты тоже в дрова, подполковник.

– Понял.

– Не обижайтесь… Это Кавказ. У нас такие правила. Светские нормы – это не про нас!

– Какие могут быть обиды?

– Глеб… – сжимает его пальцы Настя.

Он разворачивается к ней. Поправляет на плече жемчужную нить, касаясь её кожи. Его кисть с сухощавыми длинными пальцами напоминает мне большого мерзкого паука. И Настя чуть заметно пытается отвести плечо! Я едва сдерживаю оскал. Губы дергаются.

– … У меня смена, Глеб. Надо ехать.

– Конечно, дорогая. Мы с Сергеем Алексеевичем покурим, и сразу после – поедем.

Выходим с ним на крыльцо.

– Сергей Алексеевич, а что у нас там за проблема с Гузовым?

– Есть проблема…

– Он хороший опер. Мой человек. Не топи…

– Служба, Глеб Евгеньевич. Я себе не хозяин.

– Расстройство одно… – улыбается он сдержанно. – Я же работу, не меньше, чем невесту люблю. Готов многое сделать… для её благополучия. Вот ты мне опера дрочишь, а у него дела стоят. Ты скажи, майор, что нужно, чтобы это дело замять.

– Так… передайте его дело другим операм, товарищ подполковник. Я ж только начал… У меня еще по шестнадцати эпизодам вопросы.

– Давай, на кого-нибудь помладше перекинем? – по-свойски. – Ни вашим, ни нашим… Кого отдадим, того и распнёшь. А Гузова мне оставь. Я его сам накажу. Ты же понимаешь, что если его посадят, то с меня звезду снимут.

– Уверен, Ваша невеста, майоров любит не меньше, чем подполковников, – прорывает меня на эмоции, – а может и больше.

– Ясно… – задумчиво выпускает дым вверх. – Ну что ж… Работайте, служите отечеству. А мы будем помогать.

– Сергей Алексеевич, к Вам гостья, – звонят мне с ресепшена.

– Пропустите.

Сегодня я сменил гостиницу. У меня много работы, а проверять и нейтрализовать прослушку сложнее, чем переехать. Завтра сменю опять.

Через несколько минут заходит Татьяна. Ставит показательно сумочку на стол, рядом со мной.

– Привет, Серёжа! – игриво.

Ставит большой стакан кофе, что я попросил купить по дороге. Местное мне не зашло.

– Привет.

– Можно сигарету? – сжимает мою пачку.

– Можно… – не поднимая глаз набираю номер своего московского отдела.

Татьяна достает одну, мелькая перед глазами алым маникюром. Пока меня соединяют, тоже вытягиваю сигарету. Делая пару шагов ко мне, щёлкает зажигалкой. Ловя пламя кончиком сигареты, я затягиваюсь.

– Иди покури, – стреляю глазами на балкон.

Забирает сумочку, выходит и садится там в кресло, закинув ногу на ногу. Эффектная женщина. Но, блять, скрутило меня по самое нихачу от другой. Увы. И хоть и глаз этот образ радует, но ноющее нутро не обезболивает. Печальны мои дела…

– Капитан Зольников, – брат дежурит.

Хорошо.

– Привет, Андрюха.

– Привет, Серый. Только звонить хотел. Дядьку распяли. Звезду отобрали и с должности сместили.

– Пиздец…

– Мхм.

Я теперь без надёжной крыши. Это плохо.

– Как он?

– Бодряком. Воспринял как отпуск. Эва его беременна…

– Ого! Ну и что наш полкан?

– Довольный как слон! Бдительный как цербер. Витаминками девочку кормит, тёплые носки надевает, на тонкие пальчики дышит и в мозолистых ладонях греет…

Мы смеёмся. Это всё очень неожиданно абсолютно для всех. Дядька уверял, что никогда не рискнёт завести семью и ребенка, пока сидит в своём «антитеррористическом» кресле. Но вот кресло из-под него вылетело…

– А Эва?

– Вот Эва сильно переживает за него.

– Ай, ладно… переживут! Обидно, но не смертельно. Я рад за них! Эва – идеальный вариант. Душевная, утонченная, послушная… С восторгом на него смотрящая. Нам, мужчинам, это очень важно, чтобы с восторгом…

Вздыхаю, вспоминая Настины взгляды. Очень открытая тогда была в своих эмоциях. Теперь, как соляной столб.

– Позвоню, поздравлю их. Теперь к нашим баранам… У меня здесь «утопленник» из Владикавказа, – диктуют номер зоны, называю фамилию и номер дела. – Дело явно сфабриковано. Мужика утопили из-за личных тёрок. Сидит в строгаче. Отдай нашим операм. Пусть открывают дело заново. Смогут, пусть вытащат по амнистии за примерное поведение. Тут так намутили, что статью снять не удастся, но смягчающие обстоятельства пусть найдут.

– А кто он?

– Да никто он. Просто попал под горячую руку местным хозяевам жизни.