Анна и Татьяна Аксинины - Крест на ладони

– Я точно не знаю, но сегодня посмотрим.

Марина не стала уточнять, где он собирается смотреть, так как список притягивал её внимание. Расположение по датам помогло ей определить, что все девочки, кроме Лиды Рудых, должны были пойти в школу в один год. Это тоже мама подсказала, что в школу тогда принимали только в полные семь лет. Фамилии, имена и даты были написаны от руки, ручкой с пером, которую макали в чернильницу: периодически линии становились тонкими и бледными, потом снова – четкими, жирными. Написание букв и цифр было не современным, упрощенным, а со всякими непривычными завитушками, точками. Перед каждой фамилией стояла более светлая и широкая (видимо, карандашная) «галочка», означавшая «проверена». А внизу было дописано другим почерком и тем же карандашом:

«Помимо списка проверена:

Степанова Елена, фев.51, без док-та, в гостях у Домниковой М. П. с матерью Степановой А.С., проживающей в с. Кузоватово».

И подпись проверявшего.

– Как же эта Степанова Елена выкрутилась без документа?

– Ну, что Вы, как можно? Без документа её бы в два счета забрали. Но её родители, проживавшие в Кузоватово, предъявили метрику на следующий же день, от нее и отстали. А у нас эта девочка на первом месте в списке кандидатов.

– Почему?

– По двум причинам. Её бабушка, Мария Петровна Домникова дружила с Еленой Ивановной Сушковой. А ходили они друг к другу по тропинке за огородами, то есть лесом. А вторая причина: кроме дочери Александры Семеновны, по мужу Степановой, у Домниковой был сын, Эдуард Семенович, и работал он председателем Кузоватовского сельсовета. Это его подписью заверен список.

– Да, вижу. Значит, он мог сделать ей новую метрику и вписать в журнал регистрации?

– Теоретически – мог. Если оставалось свободное место, мог внести задним числом. Почерк совпал, чернила – те же, не подкопаешься.

– Да, это – новая для меня версия, я не думала, что метрику могли подделать. Но ведь кроме родной сестры, Александры Степановой, кто-нибудь еще мог попросить Эдуарда Семеновича о подобной услуге: по-соседски или за деньги?

– Маловероятно. Уж очень велик риск для обеих сторон. Другое дело – своя семья.

– Вы, конечно, искали Елену Степанову, а почему не нашли?

– Мы, собственно, еще продолжаем её искать. Владимир Степанов, муж Александры, жил в Ташкенте, а здесь служил в армии. После армии поженились, жили сначала в Шабалихе, потом в Кузоватово, а вскоре переехали в Ташкент. Странно, что их кузоватовские соседки разошлись во мнениях, сколько же детей было у Степановых: одна говорила, что трое, другая, что двое. Позднее к Александре перебрался брат, а потом они и мать увезли в теплые края. Теперь это – другая страна, запрос послали, но нам ответили, что указанные лица на территории Узбекистана проживали до 1990 года. А куда выбыли и живы ли, неизвестно.

«Хорошо, если живы родители. А сама Елена могла несколько раз фамилию сменить. Ей же в прошлом году 51 исполнилось. Она старше мамы. У нее не только дети, но и внуки могут быть».

–Да, вы сказали, она на первом месте, а кто на втором?

–На втором и третьем – погодки Рудых. Это была многодетная семья, десять детей. Отец – скотник, мать – доярка. Они в том году погорели. Родители были на работе, за младшими присматривали старшие дети-школьники. При пожаре погибли двое детей, (а, может, и трое) и почти все получили ожоги. Рудых временно разместили в клубе, а он располагался напротив дома Сушковых. Документы им выдали с их слов уже после 5 октября.

– То есть, они могли сказать, что умерли не трое, а двое?

– Да, и никто их особо не проверял, тем более – самых маленьких. Даже комиссары к погорельцам отнеслись с пониманием: нет документов, потому что сгорели. Непонятно только, зачем им лишний рот, чужой ребенок, восьмой по счету?

– Да ведь у многодетных потому и много детей, что они любят их и не считают обузой. Может, просто пожалели девочку. Может, она к ним в клуб сама забрела. Или её бабушка успела привести.

– Ну, Марина, у Вас и фантазия! А я, признаться, думал, шеф просто от нечего делать в этой семье ищет.

– Ну, и что, нашёл?

– Пока – нет. Изо всей большой семьи в деревне остался один Павел Рудых, которому было в 52-м году всего 4 года. Пожар он помнит хорошо, а дальше, примерно до школы – провал в памяти. Родители уже умерли, другие дети – по всему свету разлетелись, он с ними не переписывается. Их после пожара осталось шесть сестер и два брата. Старшего брата уже нет в живых, а сестры, вроде бы, живы. Жена Павла обменивалась с ними открытками, но она умерла, а он даже адресов не смог найти. Сказал только, что Света в Прибалтике, а Лида – в Белоруссии, а может, и наоборот. Обе замужем, а новых фамилий не помнит.

– Он что – умственно отсталый?

– Да, есть немного.

– Жаль. И что же теперь делать?

– Да ничего не поделаешь, остается ждать откликов на публикацию. Кстати, был звонок от одной читательницы, преподавателя Университета. Она говорила о своей коллеге, некой Жуковой Анне Викторовне, мать которой родом из Шабалихи.

– А как девичья фамилия матери, не спросили?

– Обижаешь, начальник! – перешел на блатную интонацию Евгений, и Марина засмеялась, так это вышло неожиданно и забавно. – Конечно, спросил. Подруга не знает фамилию ее матери, и точный возраст – тоже. Но про Анну Викторовну сказала, что она родилась в январе семьдесят четвертого, ей двадцать восемь, как и мне, всего на две недели старше. Примерно подходит. Она завтра приедет из Омска и позвонит в контору.

«Какой дотошный, все выспросил! Отличный у меня помощник, – порадовалась Марина и даже слегка возмечтала. – Хорошо бы мать Жуковой оказалась Степанова или Рудых!» Но, боясь сглазить, сказала другое:

– А как насчет остальных кандидаток?

– Все остальные – на четвёртом месте, проходят по версии: «внезапная смерть ребенка, не зафиксированная официально».

«Да, в тоталитарном государстве это весьма сомнительно. Это на родине Эндрю Сушкова не требуют документы ребенка ни в детском саду, ни в школе. Там ребенка можно любым именем назвать. Но мы будем думать, что шанс есть. А иначе – не стоило все это затевать».

* * *

«Вот так деревня!» – в который раз воскликнула про себя Марина. Шабалиха поражала своим цветущим благоустроенным видом. Строгие ряды типовых одноэтажных домов из белого кирпича или бруса утопали в зелени на асфальтированных улицах. В центре деревни были даже тротуары, обсаженные подстриженным кустарником. Здесь располагались контора, школа, детский комбинат с целым парком за оградой, поликлиника, почта.

Женя провез её и на окраинную улицу, где стояло несколько домов попроще. Он показал, где был дом Сушковых, а где – Домниковых, последний на улице. Их огороды и сейчас выходили в сосновый лес и имели калитки. Марина прошлась от «от Домниковых до Сушковых» и обратно по лесной дорожке. Это заняло от силы минут пять, даже ребенок не потратил бы много времени. Заросли малины, крапивы и лопухов вдоль заборов могли бы спрятать от недобрых глаз и не такую кроху. Клуб по-прежнему был рядом с бывшим директорским домом, но он был перестроен и теперь выходил фасадом на соседнюю улицу, ближе к центру деревни. Марине чего-то не хватало, она завертела головой, беспокойно озираясь: