Елена Рахманина - Я тебя ненавижу

– Слушай, Лё, а он горяч, – вырвала Лада меня из моих дум, – как ты ещё не расплавилась под этим блядским взглядом? У меня от одних его фото потеют ладошки. И ты говоришь, он разгуливал в одном полотенце? Чёрт! Всё, я беру билеты и вылетаю.

Если вы когда-нибудь читали в книжках о том, как некая девушка смеётся и этот звук похож на переливы колокольчика, то поверьте, услышать, как это звучит в реальности, можно, просто пообщавшись с Ладой. Мне казалось, что, когда мы родились, всю серьёзность отсыпали мне, а ей достался весёлый и лёгкий нрав.

– Стоп, сестра, тебя Лёша никуда не отпустит, – напомнила я ей о её русском эмигранте, из-за которого она покинула родину.

– Не вредничай! – надула она губы, и скайп завис, оставляя это изображение на целую минуту, пока сестра продолжала говорить, – почему бы тебе его не простить? Он красив, богат и, судя по всему, не так уж плох, если верить твоим же словам. Поверь, если бы тебя сбил дальнобойщик, а не богатенький мальчик, всё закончилось бы более плачевно.

Я тысячу раз прокручивала в голове возможные варианты развития событий, которые всегда начинались с «если бы». Если бы я дождалась зелёного сигнала светофора. Если бы он не гнал машину на запредельной скорости. Если бы в то утро я не опаздывала. Если бы меня сбил не он…

Я чуть кофе не подавился в то утро, когда она стояла передо мной в коротких шортах и майке с тонкими лямками. Пижама скорее была детской, чем соблазнительной, но, несмотря на это, я почувствовал тяжесть в паху. Чёрт возьми, мне двадцать один год, мне никогда не нравились такие малолетки, разве что для потехи, развести очередную дурочку. А потом, когда она уткнулась в учебники, я смотрел на выступающие ключицы и думал о том, с каких это пор меня волнует эта часть тела у девушки, а не грудь или жопа.

Когда проснулся, Антонина Николаевна уже уехала на работу. Я не смог усмирить своё любопытство и не сунуть нос в секреты дома. Не то чтобы меня сильно удивила скромность этого жилья, я и так знал, что они живут небогато, больше вопросов вызывало то, что в этом доме не было никаких признаков того, что у Алёны и её сестры были когда-то родители. Я не увидел ни одной фотографии с ними, и мне очень бы хотелось понять, с чем же это связано. Зато целая стена была посвящена победам девушки, при том, что, когда я укладывал её на кровать, имел возможность наблюдать другие медали в её спальне. Должно быть, там хранились наиболее значимые. Почти все грамоты гордо отсвечивали большой единицей. Фотографии, на которых стояла Алёна на пьедестале, показывали мне серьёзную сосредоточенную девочку, ступенями ниже стояли те, кто занимал места после неё, и их лица светились радостью вырванного призового места, пускай и не первого. Что-то в этой неулыбчивой девочке было невыносимо трогательное.

Её отношение ко мне по-прежнему оставалось как к пустому месту, меня для неё не существовало, и я не представлял, что нужно сделать, чтобы это исправить. Почти два месяца мы с ней ежедневно виделись, и за это время она не сказала мне ни слова! Мне кажется, если бы её жизнь зависела от стакана чистой воды, что я держал в руках, она продолжила бы умирать, но не попросила бы.

Макс специально приехал в город Н., чтобы иметь возможность действовать мне на нервы лично, а не по телефону. Я был на предприятии, утопая в бумагах и пытаясь понять те аферы, что проворачивало местное руководство в ходе вывода денег, когда этот процесс прервал ввалившийся товарищ.

– Какого хера тебе тут надо? – спросил я недовольно, зная, что ему, скорее всего, просто наскучило в Москве.

– Приехал тебя спасать.

Я выразительно поднял бровь, смотря на него с сомнением.

– Эта девчонка, что бросилась тебе под машину, ты уверен, что всё произошедшее был не хитро спланированный план?

Честно говоря, эта мысль приходила мне в голову в день аварии по пути в больницу, когда я не знал, кого сбил. Сейчас же, слушая слова Макса, мне стало противно от таких предположений.

– Уверен, если это всё, то проваливай.

Макс ещё удобнее утроился в кресле напротив, закинув ноги на мой стол.

– Нет, погоди, ты хочешь сказать, что этой девчонке не нужны твои деньги, уверен, что она не очередная голдигерша, что охотится за твоим кошельком?

Я откинулся на спинку кресла, хмуро взирая на друга. Он лучше других знал, как отталкивала меня алчность в женщине. Я никогда не заводил даже мимолетных отношений с кем-то ниже меня по статусу и семейным финансам, только ради потехи. Меня всегда бесили охотницы, что крутились вокруг. Правда, выбор девушек одного со мной достатка мало спасал, им тоже нужны были мои деньги. Бабла много не бывает, а устоявшееся выражение «деньги к деньгам» сохраняло свою актуальность.

– Боюсь, что ей не нужен ни я, ни мой кошелёк.

Макс убрал ноги со стола и наклонился вперёд, сложив локти на коленях, уставился на меня снисходительным взглядом.

– Клим, не включай дебила, мы сколько таких встречали, строивших из себя святую невинность.

Этот разговор раздражал всё больше и больше. Мне нечего было ответить Максу, но знал, что, видя, как я богат, презрительное отношение ко мне Алёны не потеплело ни на градус, и меня, чёрт возьми, это радовало.

– Я не собираюсь тебя посвящать в подробности моих отношений с ней, так что иди лесом.

– Блядь, у вас уже и отношения! – превратно истолковал мои слова Макс. – А что, если ты узнаешь, что она такая же продажная, как и все остальные?

Не сомневался, что данный вопрос таил в себе предложение проверить Алёну, искусить деньгами. Сколько раз мы вместе разводили провинциальных девчонок, но повторять эту игру с ней я не планировал.

– Макс, – начал я, холодно вцепившись в него взглядом, – если я узнаю, что ты подошёл к Алёне ближе чем на сто метров, я тебя урою, понял?

– Я ничего такого не планировал, Ромео, – слукавил он, – я задал тебе конкретный вопрос. Что будет, если окажется, что она голдигерша?

– То же, что и со всеми до неё, – ответил я уверенно.

Почему-то верил, что Алёна не такая, не похожая на мою мать, не похожая на алчных девиц, которые гнались за мной, а точнее, за моими деньгами. Хотя я её почти не знал, но что-то чистое чувствовалось в ней, и казалось, если я сам к ней прикоснусь, то запачкаю.

Пожалуй, первое и до сих пор самое большое разочарование в моей жизни случилось в день, когда я узнал, что моя мамаша, после того как удрала от нас, вышла через некоторое время на связь с отцом, чтобы предложить ему за определённую цену продолжать выполнять свои материнские обязанности. Я любил её, той безграничной любовью, которую может испытывать только ребёнок. Не понимая тогда, что она ничем не заслужила от меня этого чувства.