Валерий Шипулин - Жизнь без света

– Да, это прорыв. Только кому он нужен этот прорыв? А с другой стороны, водкой каждой вечер пробавляться, грусть-тоску глушить… как там Высоцкий пел: «Так лучше, чем от водки и от простуд»? Согласен, лучше.

– То-то.

– Что то-то?! В этих слепых так зарюхаться можно, они поглотят, проглотят, сожрут вместе с носками!

– Тогда холодильник.

– Мда, пожалуй, ваше высокомногомудрие, вы правы.

– А коли прав, вздрючь извилины, взорви мозг штурмом, как ты умеешь! Ты же талант, а талант-то ведь не пропьешь!

– И то.

– И тогда?

– И тогда, что мы имеем? – и здесь мои шизоидные тенденции в виде многомудрого здравомыслия успокоились, и приступил я к осаде, ибо штурмом с кондачка эту тему не пробьешь. А то, что я разговариваю сам с собой, так это от того, что живу один. А когда живешь один, так не только сам с собой разговаривать начнешь – и с совестью своей, и с голосом внутренним, и с чертом, и с дьяволом.

Итак, что мы имеем? Есть слепые, они живут своим миром. Как они живут? Откуда берется слепота, как люди теряют зрение? Много вопросов, с чего начнем? «Зри в корень», – учил г-н Прутков.

Позрим. С них, с корней, и начнем, но сначала блиц: быстро, навскидку кого-нибудь из слепых, из великих, быстро! Гомер, Брайль, прозревший евангелист Иоанн. Негусто. Тогда из нынешних. Ванга, поэт Асадов, Ширинг Джорж, тот что «Lullaby of Birdland» написал. Кто еще? Рэй Чарльз, с этим проще, этого больше знают – «Hit The Road Jack» пел. Из ныне здравствующих Стиви Уандер, Андреа Бочеллии, кто еще? Давай-давай, мастер спорта по кроссвордному спорту, вспоминай. Из наших, из сегодняшних, кто? Манукян. В Москве – некто Аккуратов, совсем еще молодой клавишник, но джаз парнишечка играет тонко и, согласно фамилии, аккуратно. Всё. И все музыканты, а где поэты, поэты слова, поэты мысли? Нету? Ладно, их и среди зрячих сегодня столько же.

Кхм, ладно, зайдем с другой стороны: а каково это быть инвалидом по зрению, как им вообще приходится, как у них обстоят дела?

А пусть-ка об этом поведает нам г-н директор – директор фантомного предприятия слепых. Телефончиком его я у Колтыганова разжился. Надо, надо с этим деятелем повстречаться, пообщаться, так сказать, с пристрастием.

И она ж таки состоялась, состоялась эта встреча! Не сразу и совсем не сразу, пришлось половить, уворачивался, вертелся пан директор, да не отвертелся. Ну, здравствуй, родной! Прошу и вас, дамы и господа, присутствовать.

Хороший человек директор, открытый, душа нараспашку, на красную разъетую морду глянешь – сразу видно, гнида. Это не голубой воришка Альхен из 2-го дома Старсобеса, это циничный, матерый ворюга – майор-интендант в отставке. Встречался мне такой майор – бравый, наглый, шумный, надо и не надо орал: «Я – боевой офицер! Я в Афгане! В Кандагаре! Мы духов!» и все такое. Юмор у него тоже был армейский, специфический, парочку пёрлов смогу привести, остальные сплошь нецензурщина: «Моется тот, кому лень чесаться» и «Долги возвращают трусы!» Афганом всем глаза колол, юмором уши резал, а случилась пьянка, перебрал майор, потерял контроль и вспоминал с умилением свою армейскую жизнь, как выменивал у духанщика-афганца автоматы, патроны, гранаты на шмутье и баранину. Почему баранину – тушенку жрать не мог. Куда от духанщика пошли боеприпасы представить нетрудно.

Этот же наоборот упредительный такой, мягкий, скользкий, будто намыленный, морда хоть и шире Хабаровского края, а тихоня – тихушник. Зачем орать, из горла рвать, ногами топать, когда можно тихо-мирно, без скандала – не всё сразу, всё сразу – сразу заметят, а понемногу – понемногу не так заметно. Понемногу, для несведущих – это не по чуть-чуть, по чуть-чуть – это по мелочи мухлевать, кусочничать, как крыса схватил и убежал. Понемногу – это сначала здесь, потом там, потом посредине, потом сбоку – сначала с одного, потом с другого, а потом, смотришь, и всё наше, т.е. мое. Вот так это делается. Ну и что из того, что кабинетишко убогий – серый, пыльный, с краской облупленной, мебелишка неказистая, дрянная, будто ревматизмом разбитая – обивка на стульях протерлась, грязная, сальная, и из-под обивки вата клочьями, дверцы у стола скрипят, болтаются вразнобой, у столешницы края обкусаны, плюс секретарша полное соответствие – Хрущева молодым помнит. И что? Дома-то наверняка жена-молодуха, красавица с губками и титьками накачанными, попка задорно вздернута, и домишко не в один и не в два этажа, и детишки не пешком ходят. Вот так жить надо! Учитесь! Какие алмазы? Какая нефть?! Какой газ?! Опасно это! Где они эти нефтяные короли со своими скважинами? А слепые, слепые – бездонная скважина! Слепые не кончатся никогда!

Задаю вопросы про производство, производственную базу, продукцию, количество работающих инвалидов – в ответ мешанина из невнятицы про пути самосохранения в рыночного типа условиях, ремонт, дорогую коммуналку…

Спросил об условиях аренды, арендной плате и вообще, чем вызвано, как так получилось, что производство полностью отсутствует, все сдано в аренду, а у арендаторов все работает? Вопрос директора взволновал, раскраснелся еще больше, лапами замахал, глазками забегал, запрыгал глазками и снова понес, но уже совсем ахинительное про оптимизацию, концентрацию, вернулся к ремонту и дорогой коммуналке и, то ли от волнения, то ли от чего еще, слова из него стали, как мыльные пузыри вылетать, как будто мыла наглотался, и понять, разобрать что-либо стало вообще невозможно.

Я его слушал, кивал головой, поддакивал, соглашался и про себя усмехался: «Мальчик ты, вьюнош сущеглупый, за кого ж ты меня держишь? Я – матерый! Акула я шестижаберная, крокодил-аллигатор, черный кайман – вот кто я! Кому ты втираешь? Да хоть заглотайся мылом своим, таких, как ты, я не потрошу, целиком сглатываю, а ты мне дешевку пихнуть хочешь! Тактика-то у нас с тобой одна, только ты воруешь то с одной, то с другой стороны, а я так вопросы задаю». И крутился он у меня змеей намыленной на сковородке, и из мыла его невнятного я понял: Есть! И здесь тема есть, будет чем поживиться! Зубы крокодильские острые еще не истерлись, расковыряю, нарою, накопаю и возьму-ка тебя, друга любезного, за ручку пухлую нежно, и пойдем мы с тобой дружным шагом к прокурору!

А он все жевал и жевал свое мыло – наивный, не ведаешь ты на кого напал!

С г-ном директором мы расстались наилепшими друзьями, руки трясли, чуть не обнимались. Вспомнился Земляника из «Ревизора» Николая Васильевича, попечитель богоугодных заведений. Рядом с директором Земляника пузанчик-симпампунчик, душка, паинька-мальчик. Ученые утверждают, что не эволюционирует человек, закончен процесс эволюции, так может, вопреки их заявлениям, все-таки эволюционирует, по крайней мере, вид homo directricus.