Артур Грабовски - Крошка, ты продаешься!

– Я хочу кебаб!

Алекс Лааксо с силой саданул дверью машины и выскочил на улицу. Его мгновенно оглушил вой сигналов и свист тормозов – это было время вечернего часа-пик, и торопящиеся с работы люди не рассчитывали, что на проезжей части неожиданно появится пешеход. Из открывшихся окон послышались проклятия и угрозы.

Алекс на это только показал два средних пальцах и, лавируя между машин, резво добежал до тротуара. Он не опасался, что его собьют, только возможной погони от своих. Матти что-то кричал, тоже открыв окно в тачке, – вероятно, требовал вернуться, но ему Алекс ответил тем же жестом. На занесённом ранним снегом тротуаре зависала стайка подростков. Они курили под фонарём, дули в ладошки, пытаясь согреться, громко хохотали и снимали себя на телефоны. Алекс инстинктивно вжал голову в плечи и накинул капюшон толстовки. Идея зайти в кебаб уже не казалась ему очень классной. Он оглянулся и понял, что в таком плотном потоке машина с Матти и охраной доберётся до него не раньше, чем через полчаса – перестроиться и развернуться здесь было негде.

– Отлично, – он усмехнулся, подбадривая сам себя, – если меня никто сразу же не заметит, успею пожрать нормально.

Они и так опаздывали на съёмку из-за пробок, что не было виной Алекса, и лишний кебаб никак не спасёт эту ситуацию, зато на интервью Алекс будет сытым и относительно довольным. Непонятно, как его менеджер Матти не понимал таких элементарных вещей? Алекс ещё раз покосился на подростков у фонаря, но те, кажется, не заметили его появления. Неоновая вывеска, обещавшая дешёвую, вкусную и наверняка нездоровую пищу, приветливо сияла в полумраке. Через стеклянные двери Алекс видел здоровенный плакат, демонстрирующий, как повар крутит лаваш, впихивая в него мясо, зелень, овощи, и поливает всё это богатство разными соусами. Рот сразу же наполнился слюной. Внутри кафе был только один посетитель; Алекс видел его спину – какой-то здоровенный мужик, наверняка усталый работяга, который его знать не знает. Вроде бы, больше никого в заведении не было.

– Насрать, – пробормотал Алекс, толкая двери, – быстро поем, пока Матти подъедет и заберет меня.

Он бодро подошел к прилавку, уже предвкушая свой спонтанный обед. В кармане разрывался телефон, Алекс скинул вызов, не глядя, кто звонит.

– Мне большой в лаваше! – объявил он громко, чтобы привлечь внимание кого-нибудь из обслуги.

– Вообще-то здесь очередь, – хмыкнул тот самый мужик, что был единственным посетителем, кроме него. – Хотя, не удивительно… Ебучие селебрити, – сказал он таким знакомым уничижительным тоном, что Алекс похолодел.

Он нервно дёрнул головой, и взгляд тут же уткнулся в угрюмую небритую рожу – злющую, паскудную рожу бывшего одноклассника, забыть которую было невозможно, хотя прошли годы с того дня, как они виделись в последний раз. Алекс слишком хорошо помнил и тёмные прищуренные глаза, и хмурые брови, и шакалий оскал. И этот хриплый прокуренный голос, который он не перепутал бы ни с кем.

Первой мыслью Алекса было сделать вид, что он не понимает о чем речь – «вы обознались», нет – первой было сбежать, второй – «вы обознались».

– Автографов вне автографсессии не даю, селфи там же, – объявил он вместо всего этого.

Маркус Хейккиннен – так его звали – пренебрежительно хмыкнул. Он почесал подбородок, демонстрируя начало татуировки, которая, похоже, шла от запястья до самой шеи, и заметил с той самой бесячей интонацией, что Алекс ненавидел ещё в школе:

– Ага, запишусь обязательно. Сразу после того, как ты пососешь мой хуй.

В этот момент парень-араб, что до этого скучал за стойкой, наконец-то повернулся к ним, чтобы принять заказ.

– Две больших в лаваше, – первым среагировал Маркус. – Он платит.

Сказав это, он отошёл к стене, вдоль которой располагались стол-стойка и барные стулья.

Алекс поборол желание зарычать. Это было точно как в школьной столовой! Тот же тон, те же слова, тот же Маркус Хейккиннен. И та же волна бессильной ярости от того, что Алекс ничего не может с этим поделать.

Араб за стойкой смотрел с интересом на развернувшуюся перед ним сцену. На стене напротив работал телевизор, где началось ТВ-шоу, куда так торопился Матти.

– …и мы все очень ждем, когда пробки Хельсинки выпустят наконец из своих рук нашего звездного гостя – солиста группы «Paremmuus» Алекса Лааско. Толпа фанатов с самого утра штурмует студию, но мы очень просим вас всех не задерживать Алекса, потому что…

Араб перевел взгляд с экрана, где крупным планом дали фото ожидаемого гостя, на Алекса и вытаращил глаза. Что ж, кое-что было уже не как в школьной столовой.

– И два пива, – сообщил Алекс, ошалевшему от свалившейся на него супер-звезды арабу, – без сдачи!

Он бросил двадцатку на стол и прошёл к стульям, выбрав не самый близкий, но и не самый далекий от Хейккиннена.

Маркус сидел с нечитаемым выражением лица – как и когда-то раньше, предположить, о чем тот думает, было невозможно. Угрюмый нелюдимый подросток превратился в не менее угрюмого и нелюдимого мужика – с тем лишь отличием, что черты его еще сильнее обострились, отточенные временем, и загрубели.

– Чё ты вылупился, будто призрака увидел? – тут же заметил его взгляд Маркус.

Он дёрнул бровью, глянул коротко, но прямо в глаза.

– Ты небось надеялся, что я сдох, – вдруг усмехнулся он, демонстрируя свои все такие же неровные зубы.

– А есть надежда на твою скорую смерть? – Алекс поднял брови. – Но вообще всё верно – призрака я и увидел, – он ковырнул взявшийся из ниоткуда заусенец на указательном пальце.

Сразу возникло нестерпимое желание его отгрызть, но Алекс поборол себя: они уже не учились в старшей школе, ему скоро стоять перед камерой для миллионной аудитории.

– Ты и остальные, – он скривился, – будто в прошлой жизни были. Так всё изменилось со школы.

Алекс сделал ударение на последних словах, давая понять Маркусу, что теперь они с ним совсем в других условиях.

– Ну да, ты теперь в дорогих тряпках и цацках, ноешь на телеке, как тебя обижали одноклассники, – дернул Маркус плечом, будто отбрасывая от себя недостойную мысль. – Раньше тоже больше на человека был похож, – он снова окинул Алекса цепким взглядом.

На памяти Алекса так умел только он – с брезгливым любопытством, пробирающим холодком и между тем пытливо, внимательно, будто смотрел в само нутро, запускал туда руку и шарил в ней в поисках болевых точек. И это злило, злило нечеловечески, потому что Маркус всегда с хирургической точностью находил эти места.

Араб крикнул, что заказ можно забирать. Алекс отстраненно проследил, как Маркус вернулся к стойке.