Татьяна Меньшикова - Сухой колодец

Стас вышел в предбанок. У летней бани был один недостаток – если вблизи не было водоема, то тоска по ледяной проруби ощущалась на физическом уровне.

Прошлепав босыми ногами по отросшей траве к колодцу, Стас сбросил в колодец ведро. Шумно прогремев цепью, оно плюхнулось в воду, нарушив покой зеркальной глади. Несколько мощных рывков, и полное ведро показалось над срубом.

Не раздумывая, Стас легко поднял ведро над головой и опрокинул на себя. Ледяная вода в мгновенье остудила разгоряченную кожу.

Белая простыня вокруг бедер намокла, неудобно облепила ноги, сковывая шаги. Стас вернулся к бане, присел на лавку под маленьким окном. Да, баню он любил… Только не всегда удавалось париться в одиночестве… Шутки сослуживцев над его спиной не отличались разнообразием, но это было лучше, чем когда случайные знакомые, заметив его шрамы, зачем-то начинали демонстрировать свои отметины и накручивать себе воспоминания о боли, что они испытали, получив свои «украшения».

Пять полос параллельно ребрам, каждая шириной в сантиметра три, красовались на одной половине его спины, сужаясь к позвоночнику. Блеклые, чуть выпуклые, неестественно гладкие по центру и сморщенные по краям, они напоминали полосы на тигриной шкуре в негативе.

Ожоги от раскаленного металла. По одному в день. Ровно в полдень. Добровольно. Он выиграл. Поэтому сейчас он жив и свободен, а пятеро других здоровых смелых молодых мужчин гниют в земле.

Так называемых арабских борцов за свободу можно было обвинять в чем угодно, но своеобразное понятие о чести было даже у них. И еще им было скучно. Очень скучно. Молодые парни со сверкающими черными глазами из-под чалмы хотели почувствовать кровь врага, им хотелось на себе испытать сомнительный азарт перестрелок и услышать, разрывающий барабанные перепонки, грохот взрывов. Но их командиры медлили, выжидали, тянули время… Подбитый вертолет, перевозящий вражеских солдат, был для них подарком Аллаха.

Несколько сослуживцев умерли сразу, при крушении. Стас и еще пятеро выжили…

Каменный мешок несколько дней служил им тюрьмой. Их не трогали, кормили засохшими пресными лепешками, пока однажды, обкуренные полевые командиры, устав ждать выкуп, не надумали поспорить о человеческой выносливости…

Условия спора на корявом русском Стасу и его товарищам озвучил пожилой араб: каждый день в одно и то же время их будут выводить на середину лагеря. Они должны добровольно, без единого позыва к принуждению, снять рубаху и стоя, замереть, подставив спину под раскаленный металл. Лишний шаг вперед – смерть. Потерял сознание от боли – смерть. Не вылез из ямы добровольно или по дороге на место экзекуции замер в испуге – смерть.

Первый раз идти было не страшно. Их построили в ряд под прицелом, приказали оголить спины. Несколько арабов прошлись вдоль ряда, рассматривая пленных, словно лошадей на рынке. Один, который был повыше, без предупреждения ударил кулаком Стасу в живот. Стас от неожиданности выдохнул, почувствовал, как свело диафрагму, но справился, не согнулся. Араб довольно заулыбался и похлопал Стаса по плечу.

– На тебя ставлю. Большие деньги. Выживешь – отпущу. Слово даю.

Стас выжил. Араб слово сдержал. Стаса, полуживого, через пять дней вышвырнули из кузова пикапа по пути следования российской колонны. Ночь он пролежал на каменистой дороге, глотая пыль от южного ветра и, в перерывах между периодами беспамятства, сочинял сочный матерный рапорт о последних пяти днях своей жизни…

Пар в парилке улегся. Старая железная печка перестала трещать от случайных брызг. Бревна изнутри напитались жаром и теперь нехотя отдавали тепло, делая воздух в бане влажным и вкусным. Ощущение, будто находишься в чане с парным молоком, портили лишь жесткие полати.

Стас очнулся, растирая кожу до красноты, смыл с себя пот. В очередной раз выплеснул себе на голову таз с холодной водой. Бак с горячей, так и остался – доверху наполненный.

Старый дом, уже напитанный через открытые двери свежим летним воздухом, встретил нового жильца уже ласково, уютно. Оранжевое на закате солнце пялилось прямо в окно комнаты, которую выбрал себе Стас, расцвечивая все вещи в яркие цвета с резкими, четкими длинными тенями.

Пошарив в объемной сумке, Стас достал чистую одежду. Не стал одевать все: черную футболку бросил на спинку стула.

Бывалые пружины потрепанного дивана тихонько скрипнули под весом мужчины, но выдержали, справились, упруго приняли нужную форму, поддерживая тяжелое тело. Стас закрыл глаза.

Через минуту он уже спал.

Отдохнувшее тело леностью мышц слабо сопротивлялось желанию хозяина испытать на прочность деревянную перекладину под крышей веранды. Подтягиваться, держась за неструганную деревянную доску – то еще удовольствие. Стас, с трудом дотянув счет до обычной своей нормы, спрыгнул на пол. Зубами достал впившуюся в ладонь занозу, сплюнул, и резко обернулся на скрип калитки. Сделал шаг навстречу, хмуро разглядывая нежданную гостью.

Стройная, легкая, как дикая косуля, девушка, вторглась на его территорию, с напором совсем не подходящим для нежного образа пугливого животного. Глаза незнакомки под сведенными к переносице черными бровями, сверкали решительными голубыми молниями. Какая красота здесь водится, хмыкнул про себя Стас. Быстрым движением дотянулся до футболки, сорвал ее с перил, натянул на себя. Брезгливо поморщился, придется стирать – тело было потное от упражнений. С неудовольствием посмотрел на девушку – не вовремя заявилась дама ко двору. Он вовсе не планировал устраивать конкуренцию деревенским парням, но судя по воинственному виду девушки, она просто так от него не отвяжется…

– Ты кто? – смело заявила она, однако подходить близко не стала, замерла в шаге от открытой калитки, на всякий случай сохранив себе путь к отступлению.

Стас чуть склонил голову, на секунду задумался. Может сразу ее вышвырнуть? Хотя нет, еще рано. Не стоит пока ссориться с местными… А от девицы и польза может быть, вдруг, сболтнет лишнего… Он постарался придать лицу приветливое выражение.

– Я – Стас Дубровский, племянник бабы Таси.

Он успел отметить, как у девушки от удивления расширились глаза, как она хотела что-то произнести, резко передумала, сердито поджала губы. Что-то не так, заподозрил Стас, как она выдала:

– Я – единственная внучка бабы Таси. У нее не было ни братьев, ни сестер, и уж тем более, племянников.

Твою ж мать, выматерился про себя Стас. Весь план летел к чертям собачьим, почему Зинович не предупредил его о возможности встретить здесь живых «родственников»?

– Зовут-то, тебя, как, единственная внучка?

– Алиса, – нехотя выдавила девушка.