Ди Темида - Excommunicado

Я даю себе слово в ближайшее время узнать о нём и о «Сомбре» всё. Не могу сказать с уверенностью, что в моей голове уже назрел план по поиску материала для ответного шантажа, но, кажется, всё-таки какие-то семена подобной идеи на разрыхленную почву разума упали, обещая дать ростки в будущем.

Успех мне навряд ли светит, но попытаться хоть как-то избавиться от своеобразного «рабства» я должна. А изучение своего врага – один из способов, первый к этому шаг. И я в любом случае должна быть осведомлена.

Я не верю в то, что останусь в живых, когда всё закончится.

За эти несколько часов я успела изучить намёки на ключевые черты характера Рамиреса: бескомпромиссность, жестокость, равнодушие. Желание получить своё, наплевав на остальное. У таких – цель всегда оправдывает средства, так что, после контракта и выплаты долга работой, я – точно не жилец.

Досье в очередной раз себя подтверждает, когда «мерседес», чей водитель и хозяин проигнорировали мою инициативу взять такси где-нибудь, через час медленно останавливается у моего дома. Отметаю все осевшие в голове свинцом мысли в сторону, позволяя пустоте охватить её.

Я ещё успею что-нибудь придумать, чтобы обрести свободу и сохранить себе жизнь.

– Жду вас завтра в офисе, Джейн, – холодно молвит Альваро, очнувшись будто ото сна, и неторопливо убирает телефон в карман пальто. На меня он вновь не смотрит, всё так же изучая улицу сквозь лобовое. На миг он отвлекается и кивает отражению Смита в зеркале заднего вида. – Адрес вам повторно предоставит Энтони.

Я спешу сама открыть дверцу, решив не прощаться и побыстрее покинуть наэлектризованную атмосферу салона. Смит выходит одновременно со мной, досадливо морщась, что я не позволила себе помочь.

Обойдя кузов, быстрым шагом направляюсь к парадной двери многоквартирного здания, не замечая, как стекло со стороны Рамиреса слегка приспускается. Смит топчется сзади, и я резко разворачиваюсь к нему, ощущая вновь возникшее потряхивание, словно иду не к себе домой, а опять на тот злополучный склад.

Вижу протянутую в мужской ладони визитку цвета мокрого асфальта: на одной стороне крупными буквами указано лишь одно слово – SOMBRA, а сзади серебристыми оттеснен адрес, который я и так видела в конце договора.

Выхватив этот до тошноты элегантный, как и его хозяин, – будь он проклят – кусок картона, я вскидываю взгляд на Смита. Он молча смотрит в ответ, с лёгким почтением и чем-то ещё, что я не могу разгадать в сумерках.

И это что-то подталкивает меня на неожиданно родившийся вопрос, ответ на который одновременно я хочу и не хочу знать:

– Вы наверняка в курсе, как именно ваш босс узнал информацию обо мне. Он перекупил криминалиста, мистер Смит? – голос предательски дрожит, а я так хочу выяснить, кто истинный источник, сдавший моё прошлое с потрохами.

Он коротко оглядывается на машину в паре футов от нас, где ждёт Альваро, и, опустив взгляд, произносит бесцветно и едва слышно:

– Я не могу сказать этого, мэм.

Нервно закусываю губу, с разочарованием осознавая, что не добьюсь никаких деталей, и уже хочу отвернуться, чтобы, не сказав ни слова больше, войти в здание, как Смит добавляет:

– Лишь повторюсь, что сеньор Рамирес действительно сожалеет, что вы застали беспорядок на складе .

Я застываю, взявшись за ручку тяжёлой двери, и земля медленно уходит из-под ног…

Захлопнув за собой дверь квартиры, я тут же сползаю по ней, осев на пол. Какие-то крупицы самообладания, вернувшиеся ко мне после выхода со склада, разрушились о последнюю фразу Смита.

Что было бы, если бы я изначально, тогда на кладбище, согласилась на встречу в ресторане? Ведь в общественном месте Рамирес не смог бы вести себя так, как вёл, да и весь разговор строился бы иначе. Да, несомненно, ужин не отмёл бы факта того, что этот мерзавец нарыл на меня, и его манипуляции, но они были бы другими, как и моя ответная реакция.

Я отказалась от мирного варианта переговоров и вновь невольно запустила эффект домино. Неужели теперь и жизнь того криминалиста на моей совести?..

Меня всю колотит, и я еле добредаю до ванной, десять раз до этого проверив, как умалишенная, все замки на дверях и максимально плотно задернув шторы. До сих пор кажется, что карие глаза неотрывно следят за мной, а слишком мягкий для такого хладнокровного лица убийцы изгиб губ искривляется и молвит: «Следующим трупом будете вы, Джейн».

Срываю с себя одежду так, что с блузки летят пуговицы. Швыряю её на пол, мечтая сжечь прямо здесь, чтобы никогда не напоминала о случившемся. Включив воду на всю мощность, я встаю под струи и открываю рот в беззвучном крике, который после обретает громкость. Плевать на соседей. Чувствую, как из глаз реками, вышедшими из берегов, льются слёзы, смешиваясь с потоками, попадающими в ноздри и глотку.

Ногти остервенело соскабливают с кожи несуществующую грязь этого дня, и я прихожу в себя только тогда, когда до крови раздираю плечи: лишь в этот момент мозг трезвеет и понимает, что мне, на самом деле, нечего с себя счищать. По крайней мере то, в чём я погрязла, не поддаётся мытью в буквальном смысле.

Я снова оседаю, но уже на нагретый водой кафель, поджав под себя ноги, и больше не плачу в голос, а лишь тихо скулю, как побитая собачонка.

Позвонки пересчитываются холодной поверхностью стены, пока я ёрзаю, терзаемая эмоциями, но и это прекращается, когда через несколько десятков минут тело обмякает, а озноб заканчивается. Я отупевшим и остекленевшим взглядом уставляюсь в слив. Вода монотонной воронкой уходит в него, и я, находясь под долбящими струями душа, продолжаю наблюдать за этим и полностью теряю счёт времени.

Вот растворяется в прозрачном моя кровь, вот ушедший рыжий волос… Я словно смотрю за тем, как всю меня, раздробленную на части, смывают куда-то в небытие.

Не помню, когда прихожу в себя. Кожа на пальцах сморщена до неузнаваемости, а опухшее лицо слишком распарено из-за духоты в кабинке. Буквально выползаю в кухню-гостиную, кое-как обернувшись полотенцем, и ощущаю невыносимую тяжесть, не в силах выпрямить спину. Глаза болят от постоянных слёз, носоглотка забита, а я… больше не чувствую себя человеком.

На столешнице беспорядок: валяются счета вперемешку с медицинскими документами и заключением о смерти отца, стоит грязный бокал из-под вина и недопитая новая бутылка. Я машинально хватаю её и залпом вливаю в себя половину. Дойдя ещё пару шагов, тряпичной куклой валюсь на диван, расплескав бордо по обивке. Неважно.

Ничего уже неважно.

Вторая половина идёт медленнее, и я ощущаю резко накатившую дрёму: организм сам даёт отбой, не позволяя допить терпкий алкоголь, и я погружаюсь в тяжёлый полусон. Проснувшись, начинаю первым делом искать телефон, чтобы посмотреть на время. Двадцать минут четвёртого… В оглушенном сознании, которое заволочено туманом, мелькает воспоминание, что я хотела на днях позвонить Кейт.