Виктор Лысых - Сувенир для фрау Моники и побег за любовью

Увидев дерево, направилась в его тень, при этом обошла ребят, и устроилась на самом кончике тени, обозначив этим расстоянием вполне нейтральное своё отношение к ним. Иван игру понял, а Хамза и Безрук глазели по сторонам, кивали на приглянувшихся пляжных красоток, хихикали и ничего того, что видел он – не замечали.

Но вот в переглядывании Ивана и Моники вмешался Хамза. Он толкнул Ивана и, показывая глазами на Монику, сказал:

– Глянь, какой женщина приятный, – и, хмыкнув, добавил, – вот такую бы за сиси подержать!

– Да, – согласился Иван, – было бы не хило.

– А твоя немка, на эта красотка похож будет?

Иван помолчал, соображая, а затем, не сдержав радости и тихого восторга, распиравших его, наклонился к Хамзе и тихо сказал:

– Так это она и есть.

– Иди ты, точно она!? – удивился Хамза и его черные глаза заблестели.

– Точнее не бывает. И не пялься на неё так.

– А куда мне теперь смотреть? Такой шикарный женщина, а еще и наш знакомый.

– Успокойся, я пошутил, – уже сожалея, что проболтался, сказал Иван и попытался изобразить безразличие. Но Хамзу было уже не остановить.

– Э…, теперь не выкручивайся. Хочешь, я пойду и спрошу, как её зовут?

– А если она тебя после этого патрулю сдаст, скажет, что приставал, а немцы, что здесь сидят с удовольствием подтвердят, скажут, подходил к ней и что-то говорил».

Хамза насторожился, благость сошла с его физиономии, он оглянулся по сторонам и уже примирительно спросил:

– Думаешь, что сдаст?

– Запросто! Может и за сисю дать подержаться, а может и патрулю сдать, для них это без разницы.

– Да, такой подлянка с их стороны не заржавеет, – согласился Хамза, – хрен узнаешь, что у них на уме. – И уже поостыв, стал смотреть в другую сторону. А Моника, похоже, почувствовала, что разговор о ней, оглянулась и вопросительно посмотрела на Ивана. А он слегка пожал плечами, в смысле, не знаю, о чем ты хочешь спросить, а главное, что ему делать? Она чуть приметно кивнула, в смысле, поняла и, взяв сына за руку, направилась к воде.

А через время, Иван, сказав ребятам, чтобы сидели и не рыпались, встал и, делая вид, что тоже прогуливается, направился тоже к воде. А там, постоял в сторонке, и тихонько, бочком направился уже в сторону Моники. А она, присев у воды, рядом с сыном, о чем-то увлеченно с ним беседовала.

Иван остановился в двух метрах от неё и, не поворачиваясь, глядя на воду, тихо сказал:

– Привет! Рад тебя видеть.

– Здравствуй Ваня! – сказала она по складам, как тогда, при первой встрече и улыбнулась, а затем поднялась и не глядя на него, вслед за сыном прошла мимо по бережку, и остановилась, но уже, с другой стороны. Наклонилась и, поправляя сыну трусики, и не глядя на Ивана, заговорила, кивнув в сторону деревни.

– Я там живу. Видишь большое дерево, – Моника чуток повернулась и указала глазами направление, – а за ним дом с верандой наверху – это наш дом. А рядом, как это сказать, постройка для хозяйства.

– Сарай, – тихо подсказал Иван.

– Да, сарай и под крышей у него открыто с боков, там мы бельё сушим зимой и когда дождь. Если сможешь, приходи сегодня в сарай наверх, когда стемнеет.

Кровь горячей волной ударила в голову, и лицо Ивана порозовело, а по коже прошёл озноб, покрыв руки мурашками. Иван непроизвольно дернулся, боком шагнул в сторону Моники, а она поднялась, и не глядя на Ивана, разговаривая с сыном, пошла по бережку. А Иван, успокоившись и еще немного постояв, провожая взглядом баржу, проплывающую по каналу, и косясь на уходящую Монику, развернулся и направился к ребятам.

Его переполняла радость, а мозг тотчас стал искать способ, как выбраться вечером в указанное место. Но, что подобное проделать будет непросто, ясно было, как божий день. И вслед за этим подумалось, что вот эту самую ясность и надо превратить в настоящий божий день счастья. Только как?

Но если Ивана мучил этот вопрос, то Монику совсем другой.

Пригласив русского солдата к себе и, направляясь домой, она вдруг осознала, что не совсем понимает, зачем это сделала, и как вообще подобное произошло?

Когда она узнала в одном из трёх ребят, идущих по берегу канала того самого Ивана, с которым собирала картошку, а затем была и в стогу, то испытала странное чувство тревоги и радости. А тело её, вдруг вспомнив всё, сладко заныло и страстно захотело всё, что было тогда, повторить.

Глядя на Ивана, Моника вновь, точно наяву, ощутила в себе его мужскую твёрдость, напор, а еще и неловкость, робость и какую-то глубинную, душевную нежность, которая шла изнутри и трогала её потаённые женские струны, возбуждая страсть и желание.

И вспомнив все, она почувствовала, как щёки её покраснели и стали горячими, а низ живота наполнила такая благостность, что она остановилась и на некоторое время закрыла глаза, наслаждаясь этим.

Затем встряхнулась, освобождаясь от наваждения, выпрямилась, успокоилась, однако желание и сладостный зуд в теле не уходили, и она нагнула голову, точно прячась от того, что кто-то рядом сможет увидеть её состояние.

Ребята прошли мимо, и первой её мыслью было встать и уйти. Но что-то держало её, а когда она почувствовала его взгляд на себе, то и оглянулась.

Случившееся же тогда на картошке, она воспринимала лишь как мимолетную шалость, произошедшую при стечении непредвиденных обстоятельств. Но, возможно, что к этому подтолкнуло её и подспудное недовольство мужем. А ещё и то, что этот русский был чем-то похож на парня, в которого Моника была влюблена, будучи школьницей.

Когда она увидела его у края поля, то в груди её сладостно тенькнуло, она вспомнила того паренька, по которому сохла три года, и этот отзвук из недалёкого прошлого вдруг стал осязаемым и реальным, что и проявилось почти сразу же во взаимной симпатии, возникшей между ними с первой минуты. И всё это странным образом сошлось в одном месте и в одно время, да ещё и дополнилось ливнем с грозой, что, по её разумению, и стало причиной случившегося с ними.

Но, вот о том, как ей было хорошо тогда в стоге, она старалась не думать, хотя, вопреки желанию, постоянно возвращалась к этому. А что подобное может продолжиться, или как-то повториться, об этом она уж точно не помышляла.

Но, вот появился он и тело её, вспомнив те ощущения, нестерпимо пожелало вновь испытать всё, что было тогда. И это желание было настолько сильным, что разум отступил и чувства, овладевшие ею и сделали то, чего она и от себя не ожидала – пригласить к себе. Тут же возник и план, как всё это устроить, и было такое ощущение, что кто-то невидимый нашептал ей эти слова, а она лишь пересказала их Ивану.

И теперь на вопросы зачем и почему она сделала это, так и не находились ответы. Лишь одно засело в голове и переполняло её – она вновь испытает то, что было тогда.