Майя Бессмертная - Моя незнакомка

– Ты помнишь, что в субботу я устраиваю важный приём? Должно быть много ценных для фирмы гостей. Этакий прощальный бал в уходящем году.

– Я-то тут причём?

Закусываю губу.

Или отец мне мягко решил намекнуть, что он готов отойти от дел? Отдать фирму в мои руки?

– Чёрт, Рус, ты мой сын. И, естественно, ты просто обязан быть на этом приёме.

– Кажется, ты грозился переписать завещание в пользу своего пасынка. Так что можешь представлять своим важным друзьям его, а не меня.

Пожал плечами, окатывая внимательным взглядом отца.

Неужели этот бездушный мешок с деньгами забыл, какое число в субботу? Ну что ж, если он не помнит, то я ему обязательно напомню.

Мне нет дела до его богатой тусовки.

– Рус, не зли меня. Пока ты мой сын и получаешь зарплату на фирме из моего кармана, ты обязан слушаться! И повиноваться! Я не потерплю отказа!

Ковалевский – старший взревел.

На его морщинистой шее появились багровые пятна, а руки затряслись мелкой дрожью. Вскочил из-за рабочего стола и навалился на столешницу:

– Слышишь меня?

– Прекрасно слышу, не ори. Но в субботу я никак не могу.

Развёл руками, не сводя с отца спокойного взгляда. Ох, зная истеричный нрав папеньки, смею предположить, что он уже просто на волоске от нервного срыва. А я пока не готов его лишиться.

Как бы то ни было – он мой отец. Единственный родной человек на земле. Я просто не могу его вот так безрассудно потерять. Просто не прощу себе его смерть. Меня, как ни странно, потом загрызёт совесть.

Ну и его жёнушка заодно.

– У тебя свидание?

– Ага, на кладбище. Если ты забыл, то я тебе напомню. В субботу – День Рождения Эммы… Было бы…

Шумно выдохнул. Вцепился за край столешницы.

Я запретил себе говорить с кем-то об Эмме. Запретил произносить её имя вслух. Запретил вспоминать.

И не сдержался.

Потому что эта адская боль внутри меня, которая выжигала моё сердце чёрным пламенем, никуда не делась. Она приутихла, словно заснула, но не исчезла. И сейчас это имя жаром пронеслось по моему телу.

Словно молния. Словно электрическая искра.

Пробежало до кончиков пальцев. Взорвалось, заискрилось.

Эмма…

Словно и не было этих пяти лет отчаяния, горечи, пустоты.

Всё, так же как и тогда. Ничего не изменилось.

– Рус, пора выкинуть эту историю из головы.

Мягкий баритон отца раздался совсем рядом. Повернул голову, уставившись в его зеленоватые глаза, и выдохнул:

– Я не могу утешиться так же быстро как ты после смерти мамы. Я любил Эмму по-настоящему. Она носила моего ребёнка. Была назначена свадьба. Мы строили планы, были счастливы!

Чеканю каждое слово. Сдерживаюсь, чтобы не заорать в голос.

Эта всепоглощающая боль потери любимой вонзилась в моё сердце колючим кинжалом. Ужасная, сковывающая движения, резь.

– Понимаю. Но прошло уже достаточно времени. Разве нет?

– Для меня – нет.

– Даже того мерзавца, который устроил аварию, уже выпустили из тюрьмы…

Выдохнул.

Зря он это сказал. Очень зря. Потому что теперь у меня развязаны руки. Теперь я спокойно могу найти этого ублюдка и тщательно потрясти его. Ведь я уверен – это была не случайность, а целенаправленное убийство.

И в суде я настаивал на этой версии.

Но её даже не стали проверять. Отмахнулись. Не захотели возиться. И даже отец отказался мне помогать тогда, решив отстраниться.

Этого я ему не прощу никогда.

– Ублюдок…

Воспоминания пятилетней давности захватили меня полностью, врываясь в сознание леденящим душу вихрем.

Фирма Антона Баландина в то время еле держалась на плаву. И всё оттого, что мы заняли лидирующую позицию на рынке мебели и не собирались её терять. Впрочем, Баландин сумел найти нужных инвесторов и даже готовился к заключению выгодного по всем меркам, контракта. Это бы спасло его от разорения и пошатнуло бы наше место в мебельной сфере.

Но я не собирался отпускать птицу удачи. Нашёл инвесторов Баландина и перебил его невысокую цену – дал вдвое больше. Таким образом, получил контракт, убрал конкурента и нажил себе врага.

На меня посыпались звонки с угрозами. Неизвестные хакеры атаковали наш сайт. В средства массовой информации вылилось много неприглядных фактов о нашей фирме и нашей семье. Раскопали даже нескольких любовниц отца, которые за жирную мзду говорили о нём разные гнусные непристойности.

Но, самое страшное, что моей Эмме тоже стали угрожать.

Мы готовились к свадьбе. Я был счастлив от осознания того, что эта прекрасная девушка вскоре станет моей женой. А когда, после подачи заявления в ЗАГС, любимая сообщила мне о двух полосках, я находился на седьмом небе от счастья.

И, конечно, я не мог допустить, чтобы Эмме угрожали.

Я снял ей домик в деревне и отправил туда, на всё лето и осень, пока не разберусь с Баландиным лично. Её никто не смог бы там найти, она была в полной безопасности. Мы договорились, что к ноябрю я всё решу.

Но моя малышка не послушалась!

Десятое октября. Час ночи.

Она, зачем-то, села в автомобиль и поехала в город, не предупредив меня. И её новенькая красная «Мазда» столкнулась лоб в лоб с бензовозом – водителя вынесло на встречную полосу, и он просто подмял под себя автомобильчик Эммы.

Всё вспыхнуло мгновенно.

Когда я прилетел на место происшествия, от «Мазды» не осталось практически ничего. Еле сдерживаясь, я смог взглянуть на то, что осталось от любимой – обгоревшие останки с пучком белокурых волос.

В машине был найден и смартфон моей невесты – он завалился между сидениями и практически не пострадал. Дополнительными уликами стали ключи от нашей новенькой квартиры, в которой я делал ремонт и обручальное кольцо с огромным бриллиантом.

Больше от моей невесты и малыша ничего не осталось.

Водитель бензовоза полностью признал вину, раскаялся и на все мои вопросы твердил, что никакого Баландина он не знает.

Сукин сын!

Я знаю, что это было заказное преднамеренное убийство, но доказать не смог! Баландин, кстати, после этого случая исчез из бизнеса и спешно покинул город.

И вот теперь этот урод вышел на свободу, а Эмму не вернуть.

Никогда.

– Сын, ты должен жить. Ради неё. Мне кажется, она бы хотела видеть тебя счастливым.

Тёплая ладонь отца ложится на моё плечо, придавливая каким-то незримым грузом ответственности. Кажется, он даже сопереживает мне по-настоящему, подбадривая каким-то своим, абсолютно безучастным способом.

Или, это опять лишь способ давления на меня?

Делаю вздох. Закусываю верхнюю губу.

– В субботу я еду на кладбище. Поминать любимую. Мне не до твоего чёртового праздника. Если бы ты хоть немного любил меня, то не стал бы устраивать приём, именно в этот день!

Срываюсь. Перехожу на крик.