Нина Парфёнова - Женщина на корабле

– Вот это номер… та самая Лера! Шингареева? Шингареева! Как я сразу не понял! – хлопнув себя по лбу, почему-то шёпотом произнёс Елисеев. Он вдруг вспомнил чёрно-белый фотопортрет, который когда-то видел у Вовчика: слегка склонённая голова, светлые волосы и светлые, в пол-лица глаза, глядящие словно внутрь тебя… Он тогда ещё подумал – какая женщина… Как он мог её не узнать?

– Лера Шингареева – та самая? – резко развернулся к нему Ядрихинский.

– Похоже.

– Ну, ни фига себе, нарочно не придумаешь, – вдруг вполне по-человечески сказал Ядрихинский и начал смеяться. – Не, прикинь, я ей тут про производственную базу втираю, а она слушает серьёзно, вопросы задаёт…

– Я так понимаю, она ничего не знала. Да и откуда? Она же в командировку по заданию редакции ехала, на производственное предприятие. – Елисеев подошёл к Ядрихинскому поближе, тоже душа хохот. – Я с Вовчиком при ней разговаривал, а она вообще никак не отреагировала, даже не заинтересовалась. Да мало ли Вовчиков на свете?

– Ты прав. – Ядрихинский хлопнул Володю по плечу. – Хватит пялиться друг на друга, вы тут не одни. Время у вас ещё будет. Давайте присядем, что ли.

Все молча расселись вокруг стола для заседаний.

– Лера, раз наше сотрудничество – дело давнее, предлагаю на этом интервью закончить. Мы уже порядком друг другу мозги запудрили.

– Какое сотрудничество? В каком смысле запудрили? – Лерка, медленно повернув голову, непонимающе глянула на Ядрихинского.

– Творческое, Лера, – сказал Елисеев. – Творческое сотрудничество. Материала ты, Лера, набрала прилично, тебе работать и работать. У тебя на завтра билет, может, поменять?

Она помолчала, глянув на Володю. Тот по-прежнему не проронил ни слова, только улыбался, глядя ей в глаза.

– Да нет, наверное, не стоит. Меня на работе ждут.

– Ну ладно тогда, – Ядрихинский хлопнул рукой по столу. – Закончили. Всё остальное потом. Идите уже. Остальным сидеть, дела есть.

Лерка и Володя всё так же молча встали из-за стола и вышли из кабинета. Оставшиеся проводили их глазами. Когда закрылась дверь, синхронно развернулись друг к другу.

– И что это нам даёт, Серёга? – отрывисто спросил Ядрихинский. – Нет, ну бывает же, блин…

– Я думаю, вот что, – Елисеев слегка нагнулся к столу, словно боясь, что его подслушивают…

В такси Лерка сосредоточенно смотрела на его затылок – он всегда ездил впереди, она помнила это по прошлой жизни. Всегда смеялся – впереди едет тот, кто платит… Она сдерживала желание погладить его по жёстким чёрным волосам, вспомнить их на ощупь, вспомнить, как они пахнут…

– Кошечка моя желтоглазая… Ты понимаешь, что я для тебя всё могу сделать? Хочешь, куда-нибудь поедем? Куда захочешь, когда захочешь…

– Я никуда не поеду, мне и здесь хорошо.

– Ладно. Подойдёт и наш скромный город. Я считаю, что красивым женщинам вообще ни учиться, ни работать не надо. Мужик должен деньги делать, а женщина – за собой следить, по гостям ходить, по магазинам.

Она закатывала глаза и усмехалась – это никак не укладывалось в её сознании и не монтировалось с сформулированными уже целями жизни.

А потом…

– Что с тобой? – спросил он.

Лерка молчала. Где-то у самого горла стояли слёзы.

– А зачем ты с ними?

– Я – совсем другое дело, это моя жизнь, и менять её я не собираюсь. Я уже обречён на эту жизнь. А ты – словно глоток чистого воздуха. Мне плохо без тебя. И зачем ты появилась? Мне трудно разорваться между тобой и ними, чем-то придётся пожертвовать.

Он обнял её и долго не отпускал. Сквозь закрытые двери пробивались звуки музыки. За окном стыла ночь. Город, такой предновогодний, пушистый от инея и переливающийся в свете фонарей, засыпать словно и не собирался. Шумели машины, звенели трамваи, на здании напротив, словно ёлочные гирлянды, вспыхивали, горели и гасли слова: “Летайте самолётами Аэрофлота”…

А время спустя диалог в курилке общаги:

– Понимаешь, твой непорядочный возлюбленный проиграл в карты 800 рублей, – однокурсница Вера считала своим долгом «открыть подруге глаза», – Теперь они очень сильно пьют и за этот проигрыш, и за приближающееся 23 февраля. А твой благоверный наглотался таблеток. Дело дошло до психиатра. Свозили его туда, привезли обратно. А он всё кричит: “Лерку, Лерку…” Тогда ему предложили резонный вариант: давай, сыграем в карты, кто проиграет, тот и поедет. Вот и поехал Марат. И вообще, твой непорядочный возлюбленный сказал, что у вас заключён какой-то союз. Его слова: “Мы всем даём время отдохнуть, но потом мы возвращаемся”.

– Что это ещё за “Союз меча и Орала”? – мрачно изрекла Лерка.

– Не знаю, но то, что они сегодня вернутся – это точно, – усмехнулась Вера.

– Что, “мир блатной совсем забыла и перо за это получай” [4] Александр Розенбаум, «Гоп-стоп» ? – краем губ улыбнулась Лерка.

– А ты сомневалась? – Вера растянула в усмешке тонкогубый рот…

С тех пор прошло много лет… Она уговаривала себя, помня, что он отказался от неё и только тем, возможно, спас ей тогда жизнь – слишком много людей и событий тогда было вокруг них. Тут тебе и милиция, тут и его не совсем соблюдающая законы компания, а точнее, совсем не соблюдающая, тут и чеченцы, среди которых были и первые, и вторые; тут тебе и комсомол, и все моральные установки того времени. В общем, «любовь, комсомол и весна»… Какая глупость, вот прошло пятнадцать лет, и всё переменилось кардинально. Никого больше не интересует, с кем ты там спишь – с депутатом, слесарем-краснодеревщиком или бандитом. Но тогда… Она умудрилась закрутить вокруг себя такое, что сейчас удивлялась, как ей удалось без особых потерь выскользнуть из всего этого водоворота и остаться в живых. Тут уж не до рефлексий. Она сильная, она выдержала и стала жить дальше. А боль – ну, так что, совсем без жертв такие испытания не проходят.

А во снах она видела тихий вечер, один из тех редких вечеров, когда, казалось, на свете не было никого, кроме них двоих. Мягкий свет настольной лампы, тишина. Нет водки, музыки, пьяных выкриков, карт.

– Лерка, почитай мне вслух, – подал книгу.

– Что это?

– Сэлинджер. Там рассказ прямо про тебя – «И эти губы, и глаза зелёные».

«… Ну, тебе виднее… я хочу сказать, тут не мне судить, – сказал седовласый. – Чёрт подери, вся беда в том, что так ничего не делаешь, чтобы исправить…

– Мы не пара, вот и всё. Коротко и ясно. Мы совершенно друг другу не подходим. Знаешь, что ей нужно? Ей нужен какой-нибудь здоровенный сукин сын, который вообще не станет с ней разговаривать, – вот такой нет-нет да и даст ей жару, доведёт до полнейшего бесчувствия – и пойдёт преспокойно дочитывать газету. Вот что ей нужно. Слаб я для неё, по всем статьям слаб. Я знал, ещё когда мы только поженились, клянусь богом, знал. Вот ты хитрый чёрт, ты так и не женился, но понимаешь, перед тем как люди женятся, у них иногда бывает вроде озарения: вот, мол, какая будет моя семейная жизнь. А я от этого отмахнулся. Отмахнулся от всяких озарений и предчувствий, чёрт дери. Я слабый человек. Вот тебе и всё.