Мира Градова - Любовь похожа на тебя

Торопливо иду вдоль кустов черной смородины, машинально отмечая про себя, что еще неделька, другая и можно будет собирать урожай. Если успею, конечно. А то в последнее время у меня на участке стали происходить странные дела: то клубнику кто-то соберет, то ни одного упавшего яблока под деревом не нахожу. И я догадываюсь, кто виновник всех этих необъяснимых происшествий. Настырной соседке ничего не стоит перемахнуть разделяющий нас забор. Правда я ни разу ее не поймала за этим занятием, но только она на такое способна! Эта женщина просто невыносима! Закрытый дачный поселок, дружить домами не принято, каждый ревностно охраняет свое личное пространство, но все равно баба Клава знает все и про всех. В общем, странный человек. Назойливая и тошная. Не приведи господь тебе постоять с кем-то у ворот или подъехать на чужой машине! Она тут как тут: с деловым видом принимается выдергивать несуществующие сорняки у забора или поливать цветы после дождя. Местное сарафанное радио.

Я всегда ровно относилась к соседке. Ну любит пенсионерка совать нос в чужие дела, кто из нас не без греха? Но когда она попыталась влезть в мою жизнь, я все же возмутилась. И с тех пор у нас взаимная соседская неприязнь. Есть веские причины для антипатии с моей стороны. Стоило мне остаться одной, как ко мне длинной очередью выстроились потенциальные покупатели на мой скромный участок. И это при том, что я не давала объявления о продаже дома. Я долго не могла сообразить, откуда ветер дует, кому так понадобилась моя собственность. А потом поняла. После очередного несостоявшегося “покупателя” я поймала злой и надменный взгляд Клавдии Ивановны. И даже расслышала бормотание что-то вроде: “Вцепилась в землю, голь перекатная…”.

Всегда знала, что она недолюбливала нашу семью. Но нам было все равно. Сухие приветствия и пожелания хорошего дня, вот и все общение. И мне казалось, что все так и останется. Но стоило умереть бабушке, соседушка как с цепи сорвалась. И яблоня ей тень на огород бросает, и забор скоро завалится на ее клубнику. И малины вчера было много, а сегодня она собрала всего маленькое ведерко. И вишенкой на торте стало: Настя, проститутка этакая…

Это я однажды паспорт на даче забыла и пришлось в срочном порядке ехать за ним на такси. Понятное дело, она это зафиксировала. И ей было не важно, что на машине были шашечки. Если не с водителем тискаюсь, значит любовник богатый. Все же старо как мир: “Наши люди в булочную на такси не ездят!”. Как-то так…

Отгадка такого ее поведения оказалась проста. Она сама себя сдала, когда в очередном своем словесном поносе случайно проронила, что старая дура не продала дом, а молодая профурсетка попробует жить на копейки и сама прибежит к ней с предложением. После этого мне резко стало просто плевать на ее шпильки и стенания. Стараюсь не замечать и игнорировать. И только вот эти “насти” продолжают больно подкалывать. Да уж, не стоило ее просить не называть меня так, может и не вспоминала бы мое имя…

Но даже этот прискорбный факт в виде назойливой сплетницы неопределенного возраста, не лишает меня удовольствия проводить как можно больше времени на своем небольшом дачном участке. Потому что в коммуналке, где у меня есть своя комната, соседи, увы, еще хуже. Поэтому я при любом удобном случае сбегаю сюда, в тишину и покой моего персонального рая. Знаю, что само употребление слова “коммуналка” звучит древне и пахнет плесенью. Но по-другому назвать место, где я нынче прописана – не получается.

Мой “дом” – это двухэтажное здание из красного облупленного временем кирпича, которое было построено для малоимущих семей на окраине города. За строением простирается пустырь, а еще чуть дальше городское кладбище. Очень живописное зрелище! На каждом этаже есть одна большая кухня и два совмещенных санузла в разных концах коридора. Стоит ли подробно описывать жителей этого чудного домика? Неблагополучные и аморальные – это самые приличные слова, которые я могу подобрать. А что еще стоит ожидать от тех, кого жизнь давным-давно выбросила на обочину и щедро присыпала пылью? До этого недоразумения под названием жилое помещение нет никому дела. Сюда не приносят почту, не приезжает скорая, не наведывается соцслужба, даже полиция и то чрезвычайно редкий гость.

«– По какому адресу происшествие?

– Завальная, 69-б?

– Есть жертвы?

– Нет? Хм-м, да-да, машину сможем прислать… в ближайшее время.»

Реакция не странная, нет. Она оправданная. Из замызганного и липкого от застарелого жира телефона, который криво висел на стене первого этажа, подобные звонки поступали часто. Настолько часто, что со временем на крики “Волк, волк” (имеется ввиду басня Эзопа “Лгун”) доблестная наша полиция перестала реагировать.

Успокаивает одно: если все же наступал тот момент, когда на заданный вопрос о жертвах ответ был положительным, органы правопорядка приезжали для выполнения своей работы. Думаю, теперь можно четко представить, как живется в таких условиях молодой, двадцатитрехлетней девушке. Мрак и безнадега.

Грустно вздыхаю. Скольжу взглядом по территории и ставлю себе еще одну задачу: пора бы уже заняться сорняками. Тем более, сейчас у меня много свободного времени. Да и помощница вот нарисовалась. Губы растягиваются в непроизвольной улыбке. Варенька. Варвара Витальевна Лютикова. Девушка-огонек, блондинка с удивительными зелеными глазами, слегка пухлыми щечками и до краев наполненная неискоренимым оптимизмом. Человек, однажды ставший мне дорогим и близким, именно ей первой я доверилась после смерти близких и случая в университете.

И, кстати, она так же не любит свое полное имя, поэтому она просто Варя или Лютик.

Едва дохожу до дома, как входная дверь резко открывается, а мне навстречу летит белокурое облако.

– Приве-е-ет, А-а-аська!

Не успеваю среагировать, меня заключают в жаркие объятия.

– Варя, ты меня задушишь, – стону подруге в шею.

– Ага, так и планируется! – щебечет Варвара и продолжает меня тискать.

– Ну все, все, не виделись всего неделю!

– П-ф-ф, – фыркает мне в ухо, как щенок, – тот кофе брейк на пятнадцать минут нельзя считать за встречу!

Мне удается освободиться из цепких ручек, и я не без удовольствия осматриваю свою любимую бестию.

– Ты похорошела, но опять поправилась! За семь дней-то! Варька, ну как так-то? Ты же мне обещала следить за питанием!

– А! – машет рукой. – Ты бы видела, чем кормила нас женщина моего папули, обалдела бы!

Она смешно округляет глаза и качает головой. От этого умилительного вида нельзя долго оставаться серьезной, поэтому я не выдерживаю и смеюсь.

– Ничего, я за тебя возьмусь, как следует, – сквозь смех не то угрожаю ей, не то обещаю.