Татьяна Золотаренко - Держись за небо. Полёт души

– Почему ты так решил? Она никогда на него не жаловалась.

– Какой женщине понравится жить с алкоголиком?

– Она не воспринимала его пьяницей, а относилась к нему как к больному человеку.

– Да, но это его не спасло…

Костя видел наигранное расстройство в лице дяди и в очередной раз убедился: того что-то задевало в отношениях его родителей. Возможно, он завидовал женской самоотверженности, с которой мать боролась за отца. Кто из мужчин отказался бы от возможности быть любимым такой всепрощающей любовью?

– Жаль их, – продолжал дядя. – Хорошая пара была. А ты, Костя, не кипятись в отношении Мирослава. Ольга – его дочь, потому он сам решит, что и как с ней делать.

– Да, я уже понял, что моего участия в этом не требуется. И хотя мне судьба Оли не безразлична, я все же предоставлю Димончуку полную свободу действий в этом. Не собираюсь нести ответственность за то, чего я не делал.

– Что ты имеешь в виду? – с подозрением сощурился Иван Никитич.

– То, что ты подумал, – резко ответил тот. – Я выхожу из игры. Занавес, в общем. Следующий раунд – без меня.

– Костя, ты, правда, надумал выйти?

– Естественно! – он наслаждался замешательством дяди.

– Так, ты не горячись, – попытался успокоить его Иван Никитич. – Это все может обернуться против тебя!

– Не дождетесь! – он пронзил дядю решительным взглядом, не терпящим возражений. – Долги все раздам, накормлю ваши ненасытные рты до рвоты и освобожусь от этой кабалы. Ясно?

– Костя, ты понимаешь, что…

– Если бы ты вёл дела, – перебил его племянник, – как порядочный человек, а не проворачивал за спиной Мирослава махинации, то он не потребовал бы гарантий… А так пришлось меня в заложники… в рабы отдавать. Но каждый раб может купить свободу.

– Рабы столько не имеют на счетах, сколько имеешь ты, Костенька.

– Я готов тебе отдать все до копейки, – с пренебрежительной усмешкой говорил тот. – Хочешь? Но взамен мне нужна полная свобода!

– Слишком много на кону стоит, Костя. Тебе принадлежит управление компанией…

– Но мне не принадлежит всё! Верно ведь? Я просто исполняю обязанности.

– Но ты стоишь у руля! И у тебя это получается лучше, чем у кого-то другого. Могу тебе предложить, если хочешь… – Ордынцев-старший вдруг почесал нос – так он делал, когда собирался озвучить некорректные предложения. – Костя, ты можешь легко со всем расквитаться сейчас, – в глазах дяди торжествовала ирония. – Мирослав не захочет, чтобы Ольгу признавали официально невменяемой, видишь, как он, бедолага, бьется за репутацию? Поэтому ты можешь этим воспользоваться.

Иван Никитич прочитал в глазах племянника растущую ярость, но рискнул продолжить, допустив мысль, что уникальность его идеи все же возьмет верх над присущим тому приличием.

– Подсунь ей документы: доверенность, передачу дел тебе, дарственную на акции или всё, что сможет избавить нас от долга Димончуку и раздавить его. Чтобы не совал больше нос. Он ведь, сам понимаешь, претендует на компанию… Ольгина болезнь ему только на руку…

– Дядя Ваня, – процедил сквозь зубы Костя, всеми силами сдерживая хрустящие в кулаках пальцы, – ты понимаешь, что мне ваши аферы не нужны? Я, напротив, хочу свободы от них! А этот способ приведет меня к другому узлу, который может завязаться вокруг моей шеи.

– Что ты собираешься делать?

– Мы с Ольгой никогда не были мужем и женой, а потому развод освободит обоих от этой ноши, которую снять надо было уже давно.

– Костя, это нецелесообразно!

– Я докажу! – прошептал с яростью тот, бросая беглый взгляд в сторону маминого надгробия. – Что мы не жили вместе. А Оля сошла с ума по причине вашей алчности. Всем плевать было на ее состояние, когда что-то еще можно было исправить. Любила она все эти годы не меня. И ребенка надумала не от меня, потому что у нас с ней никогда ничего не было…

– Не вздумай, Костя! – вдруг повысил голос дядя Ваня. – Мирослав нас со свету сживет. Позже займешься своим разводом. Потерпи ты!

– Я слышу это больше пяти лет, дядя! Достали меня эти обещания! С тобой дел иметь нельзя! Ты ведь непорядочный человек! Почему Мирослав и ведет себя так. Связался в свое время…

– Ты у нас порядочный? – ехидный тон дяди вынудил Костю обозленно вздохнуть.

– К моему великому сожалению, падаю вслед за тобой, – отрезал он. – Но надеюсь зацепиться за какой-нибудь сучок.

С болью в глазах посмотрев на мамин портрет, он мысленно попросил у нее прощения за то, что она стала свидетельницей этих бесцеремонных разборок.

Весь его кошмар только начинался, и Костя прекрасно это понимал. По приезде домой он, к своему ужасу, обнаружил Ольгу, сидящую в комнате малыша, которую успели переустроить в гостевую за два дня, дабы не бередить живую рану в ее сознании. Но, очевидно, бедная женщина даже не заметила перемен.

Сложа руки на груди, Оля улыбалась, покачиваясь в кресле, и жестом показывала Косте, чтобы он не шумел. Его тряхнул озноб ужаса: она бредит галлюцинациями и представляет, что укладывает малыша. Схватив телефон, он набрал номер Димончука.

– Как вы могли оставить ее в одиночестве? – яростно дрожал его голос.

– Она попросилась домой, врач сказал, что нельзя перечить.

– Но зачем вы оставили ее одну? – заорал в трубку Ордынцев. – Вы понимаете, что она не соображает?

– Угомонись, Костя! – отрезал Мирослав. – Она в порядке! Переживет стресс и оклемается! Не нужно делать выводы, от которых ты далек!

Понимая, что говорить с ним толку нет, он позвонил Эдуарду Максимовичу и потребовал немедленно обследовать Олю и поставить официальный диагноз. Как муж, он имел право этому содействовать.

На следующий день прибыли Мирослав с Ларисой и спешно забрали Ольгу к себе. Как выяснилось, Симоненко передал им требование Кости. Но, как родители, они могли препятствовать ее обследованию и даже лечению. Странное дело, мнение мужа в данном случае не бралось в расчет. Все, чего он хотел, чтобы Оля находилась под круглосуточным присмотром, и ему наплевать, что об него в очередной раз вытирают ноги.

С этого момента они не виделись. Константин вернулся в свою квартиру в центре Столицы, Ольга пребывала у родителей в пригороде. Иногда он справлялся о ее делах у Эдуарда, и тот честно уведомлял, что состояние ухудшается. Помимо этого, врач даже взял на себя смелость признаться, что его методика потерпела фиаско и, вероятнее всего, Ольгина болезнь переходит в необратимую фазу, когда мозг окончательно покидает реальность. При этом, разумеется, Симоненко подчеркнул, что терять надежду нельзя. Хотя Косте все казалось очевидным…

Полное обследование Ольге все-таки провели после одного случая. Когда к нему в кабинет вбежала перепуганная секретарша, та же Ирина, и криком возвестила его о драке в бухгалтерии. Благо, что отдел находился на этаже, и он успел оторвать Ольгу от плачущей Надежды, на которую та уже замахнулась канцелярским ножом. Ему удалось как-то успокоить супругу и отвести ее к себе в кабинет.