Елена Феникс - Демонократия, или Охота на ведьм по-русски

После войны Энск долго не мог оправиться. В начале 80-х годов основная часть населения всё еще жила в хатках с земляным полом, в грязных общагах и работала в литейных цехах арматурного завода. Жилье здесь почти не строилось. Основой существования была идеология ленинизма. Ее боялись не меньше оккупантов. Главным принципом существования было не сметь свое мнение иметь. Малограмотные и плохо образованные люди были дешевой рабочей силой вредных производств, рабами горстки партбоссов, сидящих в местном белом доме. Их ненавидели и в их ряды стремились. И ненавидели тем сильнее, чем более были удалены от них.

Энск можно было бы назвать городом нищих, но вот ведь, что странно. При низком уровне жизни, который стал особенно нагляден в перестроечный период, деньги здесь были почти у всех. Уже не платили вовремя зарплату, волна за волной шли дефолты с инфляцией, уже закрывались производства, мыльными пузырями лопнули несколько банков, казалось, еще немного и город ждет социальный взрыв. Ничего подобного. По сей день при фактически нулевой занятости населения самые новые модели автомобилей, в том числе и иномарок, появляются именно в Энске и на душу населения их приходится больше, чем в других городах области.

Разросся частный сектор. На дома-дворцы просто залюбуешься. И это после сгоревших «в чулках» миллионов! Такое впечатление, что каждый истый горожанин только и ждал возможности обналичить некие закрома, чему коммунисты со своей идеологией препятствовали. Этому феномену удивляются все пришлые люди. Потому что «делать деньги» в этой «дырке от бублика» негде. Свиньи во дворах, голуби, дачные участки, куры и яйца, пасеки – это лишь доход, прибавка к пособию по безработице, но никак не капитал. На одних яйцах хоромы не отстроишь. И не могли все энцы скопом ограбить местные банки – «Агропромбанк», «Кредо», «Проминвест». Деньги отсюда растащили по карманам единицы.

«Фишка» же в том, что генетически коренные энцы – асы по деланию денег из воздуха. «Украл-сел-быстро вышел-снова украл-помог сесть другому» – лейтмотив поведения горожан, свято чтимый, передаваемый из поколения в поколение и оберегаемый от ушей пришлого люда.

Илюша Теллер Энск любил беззаветно и взаимно. Потому неоднократно избирался его мэром. Он был свой. И не мог мне простить копания в тайнах истории его родного города.

Работать вместе мы, конечно, не могли. Даже существование на одной территории было проблематично.

Положение тогда спасла Марина, редактор «Ставгородской правды». Она давно меня зазывала в газету, но Бородинов столь же упорно не отпускал: «Мне «птица Феникс» и самому нужна». Но когда он проиграл выборы, и я стала ничейная, а под Теллера «ложиться» ой, как не хотела, предложение Марины было для меня спасением.

Когда я принесла Илье заявление о переводе на должность собкора «Ставгородской правды», он удовлетворенно хмыкнул: я перестану маячить у него перед глазами, лезть «куда не надо», а в случае чего в Ставгороде ему будет сподручнее запрессовать меня чужими, еще более властными и цепкими руками.

«Ставгородская правда» находилась под контролем и финансированием высшего областного руководства. Позволить отдельно взятой журналистке делать в области погоду, ни один его чин не мог.

В «Ставгородской правде» в середине 90-х годов царил матриархат. Марина Коркина умело управляла редакцией, пресекая малейшие поползновения «акул пера» на внутренние распри и подковерщину. Тогда в кадровой политике редактора был ясный и четкий критерий – профессиональная состоятельность, светлая голова и трезвый образ жизни. Коллег с другими приоритетами Марина не держала.

У нас с ней сложился неплохой тандем: она знала, что я никогда ее не подставлю и если пишу, то проверять за мной факты нет надобности. Я знала, что при всей строгости Марины ко мне, при ее принципе дистанцирования от подчиненных, она всегда рядом и в случае нужды поддержит и поможет.

Илья при таком раскладе дотянуться до меня не мог, хотя и сделал ряд безуспешных попыток, категорично пресеченных Мариной. В состоянии творческого подъема и эйфории я благополучно и спокойно проработала в газете два года и даже удостоилась областной премии союза журналистов. И если бы не Василий…

Этот человек по фамилии Балдуев появился в газете неожиданно. Его выдворил из Кубани партбосс Полозков. Вася сначала крутился в областной думе, потом явил свой лик в «Ставгородской правде» в образе заместителя Марины. Мое сердце тревожно заныло. «Каиафа» подобрался ко мне слишком близко.

До Васи замом Марины долгое время был порядочный человек, писатель, интеллигент и умница Сергей Белоконь. Он аккумулировал лучшие традиции журналистики в регионе. Как он ругал себя, когда под напором охочего до кресел Васи Балдуева ушел из «Ставгородской правды» в областную администрацию пресс-секретарем губернатора!

– Если бы ты знала, какая это клоака! – не выдержал однажды Сергей, уже начавший крепко садиться «на стакан». – Никогда, слышишь, никогда не работай с этой властью. У нее нет ничего святого. Убьют, раздавят, уничтожат. Не покупайся!

Мы с ним взаимно уважали друг друга. Но как же он стал пить… Писать «оды вождю»ему было нестерпимо, называть белое черным – немыслимо, а оставаться человеком в лабиринтах ставгородской власти – невозможно. Карьера была окончена, дни – сочтены, а следом пришла смерть. Вот на его-то место и пришел заместитель главного редактора Вася.

Собственно, стычек с ним у меня как таковых не было. Я помнила «завет» экстрасенса Николая: смех разрушает зло! И при каждой встрече с Балдуевым растягивала в улыбке рот и разговаривала не иначе, как смеясь. Шутила, сыпала афоризмами – защищала свою энергетику. Обратила внимание на одну особенность: Вася не умел смеяться! Он издавал некие звуки, сотрясаясь массивным телом, но глаза его при этом оставались совершенно бесчувственными и – растерянными!Более того, на мой смех редактор реагировал нервно, у него начинала трястись голова как при болезни Альцгеймера (свят, свят!), дрожали руки. Напрашивался вывод:Вася конкретно вампирил и интуитивно чувствовал, что не получает от меня нужной ему порции негативной энергии. Понять, в чем дело, он не мог. Но начал меня тихо ненавидеть.

Поначалу несколько раз Вася сунул свой нос в мои материалы, внес совершенно идиотскую правку, вычеркнув аналитику и выводы. Я дала понять Марине, что свои тексты хотела бы видеть на ее, а не на его столе. Больше Вася меня не правил. В роли зама он был безобиден и очень хотел влиться в непростой журналистский коллектив. Он уже знал, что Марина готовит почву для ухода из газеты на повышение. Надо было только выждать. Вася не умел ждать.