Ирада Нури - Шанталь. Шах и мат

В обмен на помилование и возвращение титула, Патрис подписал договор с французским королем, и до сих пор, каким-то непостижимым образом умудрялся совмещать не совмещаемое: быть капером и пиратом одновременно. Но дальше так продолжаться не могло. В качестве слуги двух господ Патрис меня не устраивал, так как полностью доверять такому капитану, я не могла. Ибо, как говорится: Amour peut beacoup argent peut – сильна любовь, да деньги сильнее. Продавшийся один раз, может продаться и во второй. Дело лишь в цене. И если рано или поздно нам придется разорвать замкнутый круг, то почему бы не сейчас?

Пусть решит, наконец, под чьим флагом собирается сражаться: под французским или тахмильским?

Собираясь последовать примеру сопящего комочка и немного вздремнуть, я подпрыгнула от неожиданности, когда дверь с шумом распахнулась от удара тяжелым сапогом, пропуская вперед Патриса, потрясающего перед моим носом какой-то бумагой.

«Подарок» тут же проснулся, и возмущенно затявкал. Не знаю, что он имел ввиду, но облаял он капитана знатно.

Раздраженная бесцеремонным вторжением, я уже собралась выставить визитера вон, когда до меня дошел смысл его слов:

– Безмозглая дура! Сколько еще раз я должен повторить, чтобы ты, наконец, поняла? Я всегда буду выбирать тебя! Тебя, понимаешь? – сколько же боли было в его глазах, приобретших оттенок штормового моря. Недоверие, как оказалось, убивало не меня одну. Его оно мучило гораздо сильнее. – Тебе не давала покоя какая-то бумага? Вот, погляди, что я думаю о Луи и его документе! – и прежде чем я успела его остановить, Патрис на клочки разорвал злосчастный патент, швырнув их мне в лицо. – Ненавижу тебя, за то, что не перестаешь рвать мне душу, и ненавижу себя, за то, что не могу найти сил уйти, послав тебя ко всем чертям!

– Патрис… – я потянулась к нему, но он оттолкнул мои протянутые руки.

– Не надо, Ваше Величество! Час назад вы очень доходчиво указали мне мое место. Я больше не забудусь, обещаю! Богом клянусь служить вам верой и правдой до последнего вздоха, и больше никогда не докучать своей любовью, которая вам не нужна!

Он вышел так же стремительно, как и ворвался, оставив меня растерянно глядеть ему во след.

Больно… как же больно… – я приложила руку к груди, где ныло и горело несчастное сердце, кровавыми слезами оплакивающее мою несчастную судьбу, будь она трижды проклята! Я хотела любить и быть любимой, но что значат все мои желания какими бы сильными они не были, по сравнению с опасностью, которой подвергается всякий, кто находится рядом со мной. Потерять Патриса, как Клода… Нет! Пусть лучше ненавидит меня, но живет! А я… я обречена на вечные муки быть рядом с тем, кого безумно люблю, и с кем никогда не смогу быть из страха потерять навсегда.

Что-то мокрое коснулось моей дрожащей, как в ознобе руки. «Подарок» почувствовал состояние хозяйки и сейчас, как мог, старался утешить. Я прижала теплый комочек к груди и, в последний раз, позволила себе разрыдаться. Не как королева, а как простая женщина, у которой только что вдребезги разбилось сердце.

Этот благословенный мартовский день навсегда изменил жизнь доблестного дона Аугустина де Виллальба, испанского гранда и бравого офицера на службе его величества испанского короля Карлоса II. В свои двадцать девять лет, до мозга костей преданный церкви и короне, он все еще был не женат, к глубокому сожалению всей его многочисленной родни, предпочитая военную службу оседлой жизни добропорядочного семьянина и отца дюжины отпрысков. Правда, после того, как его величество лично пожурил свободолюбивого подданного во время их последней встречи, когда дон Аугустин преподнес своему королю богатые трофеи, захваченные во время недавней кампании, вельможа призадумался. Его величество как всегда был прав: роду Виллальба нужны были наследники, а откуда же им взяться, если он все время занят на службе?

Поддавшись уговорам родни, он, просмотрел больше двух дюжин присланных ему портретов со всех уголков родной Испании и, после долгих и мучительных размышлений, выбрал один, принадлежавший донье Химене Эскудеро, дочери богатого землевладельца из Валенсии. Но жениться, не будучи представленным невесте до свадьбы… о, этого дон Аугустин допустить не мог, поэтому в конце февраля, после особо удачного рейда, когда он практически без боя захватил пиратскую бригантину, чей капитан оказался настолько глуп, что оставил ее почти без присмотра, он, на захваченном судне, переименованном с вульгарного «Жюли» на «Королеву Изабеллу» отправился в Валенсию, чтобы лично познакомиться с избранницей.

Молва не преувеличивала, воспевая красоту и добродетель доньи Химены, чей день начинался и заканчивался горячими молитвами о благополучии и процветании ее семьи.

Черноволосая, с глазами лани и маленьким, почти детским ртом с тонкими губами на чуть вытянутом лице, она слыла первой красавицей тех мест. Ее белая, как снег кожа, всегда надежно укрытая от солнечного света, резко контрастировала с цветом волос и бровей, кажущихся нарисованными на кукольном личике их обладательницы. Не признающая ни румян, ни помады, столь любимых другими дамами, она предпочитала естественную красоту, с гордостью демонстрируя ее всюду. Несмотря на то, что в последние годы женская мода претерпела некоторые изменения под влиянием более революционной в этом смысле Франции и, дамы могли свободно вздохнуть отказавшись от узких лифов с воротниками- горгера и громоздких нижних конструкций, консервативная донья Химена по-прежнему предпочитала глухие воротнички отложным, и отдавала преимущество утягивающим ее стан корсетам и сильно расширенным по бокам жестким каркасам с натянутыми на них длинными юбками, из-под которых невозможно было разглядеть и кончика бархатных туфелек, что в ее кругу считалось верхом неприличия.

Еще с раннего утра представитель знатного рода занял свой наблюдательный пункт возле одной из внутренних колонн собора святой Марии, расположенного на площади Святой Девы, ожидая, когда его избранница, после ежедневной исповеди и горячих молитв, в сопровождении дуэньи пройдет мимо него к чаше со святой водой, одарив мимолетным взглядом всегда опущенных в его присутствии черных глаз. Он уже представлял себе, как опередив их, зачерпнет воду и с вежливым поклоном предложит донье Химене и ее спутнице, а те в ответ коснутся трепетными пальчиками его руки, сделав его самым счастливым смертным, но его чопорная избранница нарушила все планы. Вместо того, чтобы принять от него столь благородный знак внимания, она подождала, когда сопровождающая ее дама первой коснется руки дона Аугустина, а затем, минуя поклонника, дотронулась до пальцев дуэньи и быстро перекрестилась.