Ирада Нури - Шанталь. Шах и мат

– Átok! Дьявол побери всех этих проклятых святош! – в бешенстве, Миклош Айван разорвал письмо, которое до этого трижды успел перечитать, прежде, чем до него окончательно дошел смысл сказанного в нем. Его распирало от дикого желания крушить и ломать все, что попадется под руку. Схватив стоящую возле мраморного камина кочергу, он с такой силой принялся колотить ею по дубовому секретеру, словно представлял на его месте голову того, кто прислал ему это письмо. Неудивительно, что в считанные минуты он разнес ни в чем не повинную мебель в щепки.

Наблюдающий за его действиями кардинал Диффанчини отошел от распахнутого окна, возле которого до этого любовался прекрасным видом заснеженной столицы и, наполнив свой опустевший бокал рубиново-красным вином, сделал глоток, не сводя проницательных глаз с беснующегося генерала.

Айвана можно было понять. Никто не захотел бы смириться с отказом после стольких лет, когда, казалось бы, цель почти достигнута. Но категоричный во всем, что касалось власти, Папа и в этот раз не изменил собственным принципам: вновь отказал генералу Айвану в его притязании на боравийский престол, ввиду отсутствия прямых доказательств того, что последняя из рода Баттиани, являющаяся законной наследницей, мертва. Столько лет и потраченных средств на попытки подкупа высших должностных лиц. Все в пустую. Одного письма герцогини д’Одемар, связанной родственными узами практически со всеми высочайшими семьями Европы, в том числе и с императором священной римской империи венгерским королем Леопольдом I, чьим ставленником, собственно, Папа и являлся, оказалось достаточным, чтобы опровергнуть все доводы Диффанчини, имевшего намерение внушить ортодоксальному Иннокентию XI и без того, недолюбливающего французского короля из-за его маниакальной приверженности абсолютной власти, что генерал Айван может оказаться лучшим союзником Рима, чем его юная неопытная кузина. Без толку. Папа был непреклонен, в очередной раз отказав мятежному военному в благословении и поддержке, ссылаясь на то, что это невозможно сделать пока дочь Максимиллиана жива.

– Прошу вас, генерал, успокойтесь. Не стоит горячиться. Болезнь почек, начавшаяся больше года назад, сильно ослабила Папу. Не в его интересах сейчас вступать в конфронтацию с теми, в чьей поддержке остро нуждается. В конце концов, есть масса других способов получить необходимую вам помощь.

– Каких?! – отбросив ставшую бесполезной кочергу, генерал отчаянно запустил обе пятерни в свои сильно поредевшие за последние годы волосы. Он готов был завыть от бессилия, но хитрый кардинал, как оказалось, уже придумал новый план, которым и поспешил поделиться со своим союзником.

– Вашей старшей дочери Илонке, если не ошибаюсь, сейчас около одиннадцати лет, не так ли?

– Так, – генерал удивленно поднял брови и уставился на гостя. – Но причем здесь моя дочь? К чему вы клоните?

– Насколько я понимаю, она еще не достигла поры, когда дитя превращается в девушку?

– Диффанчини, ради всего святого, остановитесь! Иначе я вас убью!

– Не убьете, генерал, – самоуверенно парировал священник, подходя совсем близко. – Это не в ваших интересах. – Сев на один из стульев, он жестом пригласил собеседника последовать своему примеру. И когда тот повиновался, сцепил пальцы рук, и опираясь на них подбородком, продолжил:

– Вот и славно. Ну а теперь, когда я вижу осмысление в вашем взоре, позвольте объяснить для чего мне понадобилось смущать ваши отцовские чувства.

Генерал устало кивнул. Мыслительные процессы давались ему не столь просто, как действия. Поэтому он предпочитал перекладывать их на того, кто разбирался в них лучше.

– Верно ли я понимаю, мой дорогой, что у вас есть дочери, за которыми вы, как любящий отец, готовы дать богатое приданное?

– Да, но…

– И так сложилось, что у вас есть соседи, которые обладают достаточной властью и сильными военными ресурсами, которые по странному совпадению, находятся в активном поиске достойных партий для своих наследников. О, я вижу, вы уже начинаете кое-что понимать…

– Илонке десять с половиной, а Эржебет – семь. Они еще совсем дети!

– Согласен. Но ведь никто не утверждает, что брак должен быть осуществлен прямо сейчас. Достаточно заключить союз по доверенности, а все остальные формальности, можно отложить до того срока, когда ваши дочери достигнут более подходящего для брака возраста. В этом случае наследники получат богатых невест, а вы, так необходимые вам силу и связи.

– Вы – дьявол! – Айван восхищенно уставился на говорившего. Почувствовав необходимость промочить горло, он вскочил с места и вернулся с двумя наполненными до краев кубками из хрусталя, отделанного серебром и драгоценными камнями, на которых кое-где еще можно было рассмотреть фрагменты полустёртого герба прежних хозяев.

– Благодарю, – прелат притворно скромно опустил голову, принимая тот, что протягивал ему генерал.

Кардинал Эудицио Диффанчини был, пожалуй, самой неоднозначной фигурой при папском дворе. Сын торговца тканями из Генуи он, с помощью хитрости и коварства достиг небывалой высоты для человека его происхождения. Ни родством, ни связями не имеющий ни малейшего отношения к матери-церкви, он смог сначала очень быстро подняться до сана кардинала-диакона, а затем, что уж совсем казалось невозможным, и до кардинала-епископа. Но останавливаться на достигнутом он не собирался. Сфорца, Колонна, Орсини, Боргезе, Борджиа, Барберини, Делла-Ровере, Теофилакты… Чертовы аристократы, связанные с папством кровным родством. Надменные и заносчивые, они смотрели на никому неизвестного Диффанчини как на бегающее под ногами насекомое. Scarafaggio – таракан, так они называли его за глаза, наивно полагая, что ему о том ничего не известно. Но он знал. И точно так же он знал, что однажды утрет носы всем этим снобам. Нужно было только добиться желаемого… А желал он многого. Зная, что в одиночку не добьется своей цели, он еще много лет назад начал активно искать покровителя, способного открыть перед ним двери всех королевских домов Европы. Выбор тогда пал на боравийского правителя Максимиллиана I, приходящегося по линии супруги родней венгерскому королю Леопольду I, носящему высочайший титул императора Священной Римской империи. Но Максимиллиан оказался слишком умен, с легкостью разгадав намерения ушлого итальянца. По его приказу Диффанчини с позором выставили вон, а сам король пообещал написать Папе письмо, разоблачающее проходимца.

Этого Диффанчини допустить не мог. И тогда ему в голову пришла мысль одним разом покончить с несговорчивым монархом и добиться желаемого. Разглядев в приближенном королю генерале Айване тех же демонов, что обуревали его самого, он набрался решимости и сделал тому предложение, которое, в итоге, стало решающим в его противостоянии с Максимиллианом.