Ольга Меньшикова - Любить как люди

– Да знаю я… Но там же еще сначала ты один поешь под гитару!..

– Да знаю я! Песню хоть нашла? – он явно был доволен, что можно, наконец, поруководить. – Три, два, один, поехали!

И шоу началось! Он пел и слегка двигался – сначала без гитары, потом с гитарой – глядя на экран. Она переводила взгляд с него на экран и обратно, не веря своим глазам, но уже заведясь от музыки и двигая бедрами в такт. Потом, за неимением стойки, он положил гитару на пол ближе к экрану, а сам развернулся к зеркалу, приглашая ее встать рядом. Пауза… и… ДЭНС!

Боже, что это был за дэнс!..

Она видела его в зеркале напротив, чувствовала рядом с собой исходившую от него волну драйва, кайфа, харизмы, феромонов и еще черт знает чего… Эта волна захлестывала ее с головой, она двигалась на вдохновении, на каком-то невероятном адреналине!

Он следил за ней в зеркале – ни одного прокола, абсолютный синхрон, чудо что за девчонка!

Наконец, музыка резко оборвалась, и они застыли в одинаковых позах. С одинаково грохочущими сердцами.

Музыка вновь заиграла, но вместо продолжения Фиби вдруг упала на колени и, обхватив его ноги, прижалась к ним лицом. Фонограммный Дашков допевал свою песню.

Она что, плачет?..

Он осторожно погладил ее по голове. Она перехватила его руку, не дав ей уйти от ее губ:

– Спасибо, Даш…

Внезапно музыка смолкла. Андрей тоже опустился на пол. Фиби обняла его голову, прижала к себе. Сердце ее бешено колотилось у него под ухом, он чувствовал – еще немного, и он может натворить дел. Но Фиби спасла ситуацию, включив «Миллион»:

– Я рядом… я всегда буду рядом… Теперь, когда ты здесь, и я здесь… разве этого мало?.. – Она снова говорила голосом Марины Грушко, игравшей Арину.

– Это приятно… но вместе с тем, это больно, – он, конечно, помнил этот текст наизусть.

– Я чувствую, что это плохо кончится… – она перескакивала через фразы.

– Но я все равно хочу знать…

Они еще посидели немного на полу. Пора было выходить из образа. Он ничего не делал, и Фиби взяла инициативу на себя.

– Давай еще поиграем. Там, в шкафу, есть рубашка и кепка Гордея. – Они пошли в гардеробную. – И даже пистолет, представляешь? тот самый, из которого она его убила.

– Не может быть! Так что, сыграем финал? – Он взял в руки пистолет, прицелился в свое отражение в зеркале.

– Давай. Только стрелять придется не тебе, к сожалению.

– А он заряжен?

– Вот сыграем – там и узнаешь.

Игра становилась рискованной. Но… какой же русский не любит быстрой езды!

– Идет.

Он переоделся прямо при ней: после сидения на полу и объятий, пусть даже и киношных, ему казалось, что он с ней знаком очень давно и близко.

– Есть листок бумаги?

– Зачем? – удивилась она.

– Ну… ты же будешь плакать над моим трупом и читать предсмертную записку?

– А, ну да… Пойдем. В это надо играть не здесь.

Они прошли через гостиную, спустились по маленькой боковой лестнице на цокольный этаж, прошли по коридору, и она отворила дверь.

Это был точный макет старого дома Гордея, с паутиной, пылью, детской кроваткой, старым чайником на полу и даже шевелящимися листьями в окне с покосившейся рамой. Андрея слегка передернуло от ощущения дежавю.

– Потрясающе.

– Папа специально нашел тех художников, которые делали эти декорации. Это точная копия, можешь не сомневаться.

– А… зачем тебе это?

– Я люблю здесь сидеть.

– Momento more?

– Что-то вроде того… Понимаешь, когда мне становится очень больно, мне лучше думать, что тебя нет в живых, и поэтому ты не со мной. Чем что ты не со мной, потому что ты с другой… Ну, пиши свою записку.

С этими словами Фиби вышла за дверь. И тут его пронзила догадка:

Она что, задумала меня убить? По принципу «если не мне, то и никому». И ведь как остроумно: никто не знает, где я, связь заблокирована… Вот дятел!

Холодный пот струйкой пробежал по позвоночнику. Дашков осторожно взял пистолет и проверил патроны.

Холостые. Дважды дятел.

Закончив писать, он сел на пол. Вошла Фиби. Он тут же встал.

Сцена началась. Вот она схватила со стола пистолет и приставила к своему виску…

Он дернулся так же как в фильме, чтобы отнять оружие, защитить ее… Потом отстранился, сел на пол.

– Ты лгал! Все было ложью! – Фиби воспроизводила голос Арины в точности до мельчайших интонаций. – Те слова, что ты говорил мне… те руки, что касались меня, когда ты был со мной… те глаза, тот голос… все было ложью?..

Голос ее дрожал, по щекам текли слезы.

– Не двигайся. – Она резко перевела пистолет на него.

Дашков был поражен, она играла потрясающе. Попытался улыбнуться, поднял глаза, опустил и снова поднял.

– Чему ты улыбаешься?.. Что веселит тебя в такой момент?

Он уже плакал, но лицо его было светло.

– Любовь… я не знал, что это такое. Но тебя я любил…

Последняя улыбка, последний взгляд на любимую… Попытка подняться ей навстречу…

Выстрел.

Он упал навзничь и затих.

Что это?! Как??

Пистолет действительно выстрелил, даже дым пошел.

Но этого же не может быть!!! о, боже…

Она отшвырнула от себя пистолет, бросилась к Андрею. Он лежал, не двигаясь.

– Даш! ты же… это же игра, да? ты просто шутишь, да?!

Нет ответа. Она подползла к нему, схватила за руку, упавшую на грудь – из-под нее вытекла красная струйка и стала расплываться по серой майке; пятно становилось все больше, все шире…

Фиби в каком-то смертельном ступоре смотрела на него. Потом жутко закричала, упала ему на грудь, стала тормошить, целовать его лоб, щеки, губы – бледные, как полотно, губы…

Он не дышал.

Ее слезы лились на него потоком, она уже рыдала в голос:

– Да-а-аш!.. не-е-ет!.. не надо!.. я не смогу жить!..

Вдруг она заметила торчащую из кармана его джинсов записку. Развернула. Буквы расплывались. С большим трудом она смогла сфокусировать взгляд и прочла: «Играть так играть. А здорово я тебя развел, скажи?!»

– Что?.. так ты жив?..

– А ты бы как хотела? – Андрей сел, поднял с пола свою пыльную кепку и стал отряхивать ее. – Только тебе, что ли, выигрывать? Я тоже, знаешь ли, не лаптем щи хлебаю… Фиби… Фиби, ты что… я же пошутил!.. прости, но я правда хотел пошутить!..

Фиби в ярости выхватила у него кепку и стала ею лупить его, куда попало:

– Ну что, получилось?? пошутил, да? пошутил?! я же чуть не умерла, я уже хотела застрелиться!.. А-а-а…

И она заплакала, как ребенок, всхлипывая и растирая по лицу слезы и все остальное.

Он обнял ее, прижал к себе, гладил по голове, по плечам, вытирал ей щеки своей "кровавой" майкой:

– Ну что ты, что ты, маленькая, это же просто клубника, ну помнишь, как у Ильи из «Чемпиона»?.. ну прости, ну я же не знал, что ты его так любишь…

Она вдруг отстранилась и взглянула на него с непониманием: