Патрик Александер - Смерть зверя с тонкой кожей

– Ты сегодня расстроена.

Элис пригубила кофе, откинула назад волосы.

– Ты ведь не любишь меня, так? Хочу сказать, ты не влюблён в меня. Вот и вся разница.

– Ты мне нравишься. Ты значишь для меня очень много. Но я не думаю о тебе всё время и меня не тянет посвящать тебе сонеты. Но, чёрт побери, что значат слова?

– Для женщины – очень много.

– Слова всегда звучат фальшиво. Послушай, мне нравится быть с тобой, нравится, когда ты рядом, и, – он закончил почти неохотно, – Я не хочу терять тебя.

Она как обычно смотрела вниз. Ей казалось, что сердце не помещается в груди. В первый раз в жизни, она чувствовала себя почти что любимой – и не могла говорить от счастья.

Помолчав, Эбботт сказал:

– Завтра мне понадобится сделать пару звонков, потом я уеду.

Он допил кофе.

– Меня не будет день или два. Потом всё закончится.

– Съезжу к маме, – сказала она.

– Неплохая идея.

Прядь волос упала ей на глаза, она откинула её назад.

– Потом, – сказала Элис, – потом, потом, – она снова распустила свои длинные волосы, – А это «потом» наступит – для тебя, для меня?

Эбботт собирался ответить чем-то вроде: «Надеюсь», «Может быть» или «Если повезёт», но вдруг понял, что она вот-вот расплачется.

– Разумеется наступит, – уверенно сказал он, – но не здесь.

– Ты ведь не про Южную Америку, где все эти военные преступники?

– Нет, – улыбнулся он, – не про Южную Америку. Про другую страну.

– Где мы будем в безопасности?

– …И заживём долго и счастливо.

– Не шути так. Пожалуйста.

Она опять была на грани срыва. Эбботт наклонился к ней, погладил по щеке.

– Поговорим о шутках потом, когда будем гулять под пальмами Шаар-а-Голан.

Он коснулся губ Элис, потом отпустил её и откинулся назад.

– Но к чему теперь говорить о будущем? Нам и сейчас ведь неплохо, не так ли?

– Замечательно, – ей вдруг показалось, что полночь засияла солнечным светом, – чем займёмся сейчас? Пойдём в постель? Или ты слишком устал?

– Я оскорблён и требую примерно наказать виновную.

– Можете начинать хоть сейчас, – и впервые за день она рассмеялась.

Вертолёт доставил Дорис в Лейфилд-Холл вскоре после заката. На ужин подавали дыню из Израиля (в плане гастрономическом Нджала не имел ничего против сионизма), форель в миндале, жаренную утку. Потом бисквиты и сыр, которые очень неплохо пошли под красное вино. И на десерт – клубника со сливками.

Ужин, вино, обстановка и прислуга, столь же незаметная, как и освещение, потрясли простую душу Дорис.

– Ты потрясающий, – повторяла она, – просто потрясающий.

– Давай ещё кофе, немного Арманьяка и – в постель.

Что они и сделали – к обоюдному удовлетворению. Дорис была проституткой не оттого, что ей не хватало денег или не было дома. Она была проституткой по призванию.

Она давала Нджале всё, чего ему хотелось и даже больше. Они занимались любовью во всех мыслимых позициях и изобретённых ими самими вариациях. Что особенно радовало Нджалу – так это явное наслаждение, которое получала Дорис. Многие женщины выдыхались после первого часа. Но не Дорис. Она получала удовольствие от каждого момента. Нджале приходилось поглощать чудовищные количества «Витабикса», чтобы держаться в этом ритме.

– Мне не нравится только одно, – сообщила она.

– Что именно? – встревожился он.

– Столько чёртова «Витабикса» и ни капли шампанского.

– Нет ничего проще, цветок мой.

Он поднял трубку:

– Артур, полдюжины бутылок Хайдсика, хорошо? И принеси их сам.

– Слушай, подожди минутку, мы же голые совсем.

– Дорогая, не обращай на него внимания. Это же слуга. Орудие. Instrumentum mutum. Расслабься и получай удовольствие.

Артур принёс шампанское, открыл бутылку, наполнил два бокала и исчез.

– Ух ты, он на нас даже глаз не поднял!

– Пей шампанское, цветок мой. «Витабикса» хочешь?

Это была великая ночь Нджалы. Ночи лучше у него не было и не будет.

Элис и Эбботт занимались любовью долго, нежно и страстно, отпуская иногда эротические шутки, смешные только для них двоих.

Потом они лежали рядом в темноте, расчерченной клетками лунного света и затягивались по очереди от одной сигареты.

– Тяжело тебе со мной? – спросил Эбботт.

– В каком смысле?

– Любовь ко мне против лояльности Департаменту, например.

– Я всегда на твоей стороне.

– Не совсем.

– Как бы то ни было, я привыкла жить двойной жизнью – в реальном мире и во сне.

– А где ты сейчас?

– Во сне. Но наяву.

– Тебя это не смущает?

– Меня – нет. Особенно теперь. Ладно, дай затянуться. Половину ведь выкурил.

– Почему особенно теперь?

– Потому что сейчас я живу. Живу, понимаешь?

– А «потом» тебя больше не беспокоит?

– Чёрт с ним. Жить надо сегодняшним днём.

– И ночью.

– «Ночь дана нам для любви» – сказал кто-то из великих.

– «…а не для сна», кажется так. Но есть ещё смерть. «Очень долгий сон», как сказал другой великий.

– Знаю, я учила это. Минутку, как это там…»Nox est perpetua…» что-то там ещё…»dormienda».

Он протянул ей сигарету.

– Нет, я – пас.

Он сделал глубокую затяжку, огонёк выхватил из темноты его лицо.

– Ты не обижаешься на меня? Что я тебя использую и всё такое?

Она улыбнулась в темноту.

– Ты меня не используешь. А если даже и так – это судьба. Или что-то вроде этого «потом».

– А сегодняшняя ночь нам всё-таки дана для любви, – Эбботт погасил сигарету и обнял Элис.

На этот раз он усадил её верхом.

– М-м-м-м, – вырвалось у неё, – Хорошо! М-м-м-м, как хорошо. Всё, что ты делаешь так хорошо.

В темноте, чуть разбавленной лунным светом он видел только её силуэт и длинные волосы, рассыпавшиеся по обнажённым плечам.

– Тебе кто-нибудь говорил, что у тебя красивые плечи?

– Никогда не знала, что во мне есть что-то красивое. Это всё от темноты.

– Это не от темноты.

Тяжело дыша она выдохнула:

– Господи, я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы я тебя видела, а ты меня – нет. Особенно глаз моих косых.

– Я и чёрного муравья замечу на чёрной скале чёрной-чёрной ночью. И мне нравятся твои глаза.

Она прижалась к нему, так что её длинные волосы падали ему на лицо.

– Если я бы жила до ста лет, – прошептала она, – и то не была бы счастливей, чем теперь.

Ему нравилось сидеть в сумерках на веранде и смотреть, как белая дымка саваном наползает на город со стороны мангровых болот. Потом поднималось солце, выжигало дымку, а на жестяных крышах занимали свои места пыльно-чёрные грифы, похожие на разорившихся стряпчих.

Так он потел день за днём в ожидании судна в Англию.

Если повезёт, он окажется там почти одновременно с Нджалой, в настоящее время находившимся на совещании стран ОПЕК в Женеве. Делегаты собирались ещё раз взвинтить цены на нефть, ну и хорошенько погулять за казённый счёт.