Михаэль Кречмер - Барабан Будды

Одним из завсегдатаев перекрестка был некто Йехезкель. Каждую пятницу рано утром он приезжал из Бней-Брака на тяжело груженном мотороллере, устанавливал раскладной столик, раскладывал на нем молитвенники и коробочки тфиллин и начинал активный поиск желающих в преддверии священного субботнего дня совершить важнейшую для иудеев заповедь Программа максимум была после наложения тфиллин завести душеспасительную беседу и в конце пригласить дорогого еврея на уроки Священного писания, предварительно вручив ему диск с лекцией одного из самых блистательных знатоков Торы, иерусалимского раввина Альтшулера. Как и многие ортодоксальные евреи, Йехезкель носил широкополую шляпу и мешковатый темно-синий костюм, но в теплые дни он снимал слегка замызганный пиджак и оставался в белоснежной рубашке и брюках на подтяжках. Отличительной особенностью Хези, как его все называли, была клокастая нечесаная рыжая бородища, придававшая ему вид немного комичный. Но Хези это особо не волновало- он мурлыкал под нос хасидские песни и не обижался, даже когда на предложение исполнить заповедь прохожие ему открыто грубили или назидательно советовали идти работать. Последнее в отношении Хези было несправедливо- за те несколько лет, что прошли с тех пор как он вернулся к соблюдению строгих заповедей иудаизма (как раз, после посещения семинара раввина Альтшулера), Хези овладел престижной в религиозных кругах профессией переписчика священных книг, что давало его семье скромный, но стабильный достаток. Вообщем, за то время, что Хези каждую пятницу появлялся на перекрестке Аленнби и Шенкин, он стал местной достопримечательностью, и даже двадцатилетняя продавщица фруктовых шейков из киоска, расположенного неподалеку начинала завидев его напевать что-то, вроде: “Эль-эль-эль- Йехезкель!” на мотив старой шуточной песенки Шмулика Крауса.

В эту пятницу к прилавку Хези приблизился долговязый, но крепко сложенный человек по виду немного младше самого Хези. Его голову украшала взъерошенная шевелюра, а лицо – длинный нос. Моше Хаимов (разумеется, это был он) несколько минут украдкой наблюдал за Хези, пока тот не закончит очередную душеспасительную беседу, после чего решительно двинулся в путь.

Дабы не загружать читателя абсолютно излишними диалогами, попытаюсь описать дальнейшее с позиции стороннего наблюдателя, которому вдруг вздумалось проследить за Моше Хаимовым и уличным миссионером, хасидом по имени Хези. Поначалу, казалось, что Хези не столько рад, сколько удивлен появлением Хаимова. Он крепко обнял приятеля, наградив его двумя церемонными поцелуями, однако взгляд был напряженный, как будто долговязый бандит внес какую-то абсолютно ненужную сумятицу в размеренную жизнь хасида. Однако постепенно взгляд Хези становился все более заинтересованным, так, что он даже перестал предлагать прохожим наложить тфиллин, а лишь только с вниманием слушал Хаимова. Наконец Моше кончил рассказ, Хези ненадолго задумался, запустив пальцы в длинную бороду, после чего стал решительно собирать вещи. Оставив свой скарб на попечение симпатичной киоскерши, приятели быстро пошли по оживленной улице, что-то с жаром обсуждая. Впрочем, говорил в основном Моше Хаимов, а Хези периодически хватался за голову, цокал языком, издавал странные удивленно-восторженные звуки и осторожно дотрагивался до руки приятеля, дабы убедиться, что имеет дело с живым человеком. Наконец приятели зашли в небольшую кошерную пиццерию и продолжили захватывающий разговор за огромной “семейной” пиццей и бокалами с пивом. Там же в пиццерии приятели стали невольными свидетелями довольно неприятной сцены- группа довольно разнузданного вида молодых людей за соседним столом, до этого ведших занимательную беседу на тему фекалий, гениталий и каких-то сомнительных сделок, закончив обильную трапезу, ушли не заплатив, предварительно обложив матом престарелого хозяина заведения.

Допив пиво, Моше Хаимов бросил на стол крупную купюру, и приятели быстро вышли на улицу. Хаимов, при этом, сделал ободряющий жест расстроенному хозяину пиццерии. Однако молодых людей и след простыл. Приятели кинулись к оставленному неподалеку мотороллеру и начали, ловко лавируя по запруженным транспортом улицам искать наглецов, резонно полагая, что уйти далеко они не могли. Наконец в узком переулке, примыкающем к рынку Кармель, они встретили одного из искомых ушлепков. Ушлепок что-то кричал в сотовый телефон, размахивал левой рукой с зажатой в ней сигаретой, но по большому счету излучал полное удовлетворение своим положением хозяина жизни.

Мотороллер Моше Хаимова с резким лающим звуком остановился в считанных сантиметрах от молодого человека, обдав его грязной водой из оставшейся от последнего дождя лужи. “Хозяин жизни” в последний момент отпрыгнул к стене, при этом сигарета и сотовый телефон вылетели у него из рук. Немало не впечатлившись потоком ругани молодого человека, Моше Хаимов интеллигентно предложил ему побеседовать. Выслушав вполне ожидаемое послание по известному адресу, Моше обратился к Хези:

–Да он в штаны наделал! Ты только посмотри на него!

–Ну испугался парень. Он же еще ребенок. – попытался сгладить ситуацию Хези.

Подросток довольно легко попался в эту не хитрую ловушку и, шмыгнув носом, согласился побеседовать, дабы не прослыть трусливым сопляком, хотя с большим удовольствием смылся бы через переулки от этих непонятных людей. Разговор получился короткий и содержательный- подросток довольно быстро оставил вызывающий тон с приблатненной хрипотцой, пробубнил что-то о недопустимости физического насилия в отношении несовершеннолетних и наконец замолчал, уставившись исподлобья на возвышающегося над ним Хаимова, который казалось не слушал его, поигрывал золотой цепочкой и перебрасывался ничего не значащими фразами с Хези.

Наконец поняв, что этим странным людям нужно чтобы он и его приятели заплатили за пиццу, он затравленно огляделся и грязно выругавшись потянулся к сотовому телефону.

–Я, кажется, просил не выражаться! Моему другу это не нравится. – мягко предостерег его Моше Хаимов, кивнув в сторону Хези.

– Печально все это. – сказал Хези, слушая как молодой человек обзванивает приятелей с требованием вернутся в пиццерию и заплатить. – Ну и поколение пошло.

–И не говори… Как по мне лучше быть преступником, чем мелким говнюком. Вот сравни, к примеру, твоего отца и твоего двоюродного братца Лиора…

–Моше, друг мой. Оставь это, ради всего святого… Раввин Альтшулер все время говорит, что тот, кто напоминает еврею, который обрел веру, о его прошлом, совершает один из самых страшных грехов…

После того, как последний из приятелей молодого человека, хлюпая носом и опасливо поглядывая по сторонам, принес деньги в пиццерию, Моше и Хези наконец позволили ему убираться домой. Но как только молодой человек двинулся к двери, Хези окликнул его.