Мария Бэгшоу - И тени блуждают в лесах

Но для Леры, выросшей на бесперебойном центральном отоплении, температурный комфорт был важен. Сама она так и не научилась обращаться с печкой, и если Джек уезжал по делам рано, не успев затопить, это оборачивалось катастрофой.

Вот и нынешним утром Лера высунула ноги из-под одеяла и поняла, что остатки тепла сохранились только под этими двумя метрами стеганой ткани. Не обнаружив мужа дома, она решила отправиться в местный паб и согреться утренним кофе там.

Стоило ей выйти на улицу, как мысли сразу наполнились совсем уже весенней легкостью. Солнечный свет игриво прыгал по черепицам, скатывался по хитро изогнутым водосточным трубам, играл в классики на влажных с ночи, блестящих булыжниках улиц.

Их дом находился в самом начале деревни. Чтобы попасть в паб на набережной, проще всего было по короткому переулку подняться на High Street и пройти по ней метров пятьсот. Вот и все поселение. Одна главная улица и вдоль нее – вереница домиков в два-три этажа, плотно прилепленных друг к другу, подобно дружным вагончикам одного состава. Говорят, когда-то их соединяли потайные ходы так, что можно было войти в дом в начале деревни, а выйти уже у самого моря. Так в свое время спасались от облавы контрабандисты. До сих пор кое-где можно было заметить крошечные задние дверцы, предназначенные будто бы для гномов.

Но новой жительнице деревни главная улица быстро наскучила. Она ходила по ней, только когда спешила или хотела поболтать с хозяевами магазинов, соседями и просто туристами. Люди здесь пребывали в каком-то вечно праздном и благодушном расположении духа и всегда были готовы затеять small-talk, стоило только встретиться с кем-либо взглядом и улыбнуться.

Когда же Лера никуда не торопилась, она выбирала маршруты позаковыристее. Стэйфс только на первый взгляд кажется крошечным. Если представить все улочки деревни, многие из которых длиной всего в один-два дома, исследовать их можно долго и увлекательно. Каждый коттедж и дворик украшены любопытными деталями, фигурными дверными молоточками-нокерами, рыбацкими атрибутами и просто красивыми кашпо и клумбами – прогулка по задворкам способна подарить немало открытий и еще больше эстетического удовольствия.

Проем в полметра между домами ныряет в чей-то внутренний двор. Выложенная грубой плиткой дорожка упирается в деревянную дверь с коваными петлями, будто бы ведущую в винный погреб средневекового замка. Огибает ее каменной витой лестницей, цепляется за крышу соседнего дома и выбирается на второй ярус. Дома “растут” на склоне хаотично, напоминая семейку опят, облюбовавших старый пень. Делаешь пару шагов наверх, и вот уже стоишь на крыше одного коттеджа, а с другой стороны на тебя смотрят цокольные окна другого…

Мелкими ручейками секретные ходы бегут по утесу, ныряют и взлетают между каменных стен, и снова сливаются с главной улицей-рекой, превращая Стэйфс в хитрый лабиринт. Лестницы, спуски, арки – идеальное место для игры в казаки-разбойники или приключенческого квеста. Главное, не потерять в закоулках игроков. Хотя в конце концов все дороги выводят к сердцу рыбацкой деревни и английской души – местному пабу “Треска и лосось”.

Но в это утро настроения бродить и теряться у Леры не было. Очень хотелось побыстрее согреть ладони о горячую чашку свежесваренного кофе, взбодриться и стряхнуть наконец наваждение взволновавшего ее странного сна. Уже второго подряд. Правда, на этот раз послевкусие было… хм… довольно приятным. Но Лера списала это на то, что у нее давно не было близости, и подсознание таким образом, видимо, решило среагировать на желания тела.

Добежав до паба, Лера, однако, согрелась уже по дороге, да и на солнечной улице оказалось намного теплее, чем в остывшем за ночь доме. По набережной прогуливались несколько человек с фотоаппаратами, но столики возле паба пустовали. Завтраки здесь подавали только во время школьных каникул и праздников, поэтому посетители обычно собирались ближе к полудню, когда кухня начинала принимать заказы. На кофе с утра в основном забегали только местные.

Лера толкнула дверь и вошла внутрь. В “Треске” тоже было пусто. Столики полукругом огибали барную стойку и щетинились ножками деревянных стульев, которые работники еще не успели перевернуть на пол. На другом конце зала кто-то гремел шваброй.

– Один латте, пли-и-из, – пропела она с наигранным вызовом.

Стук швабры тут же прекратился. Из-за барной стойки показался уборщик – взъерошенный молодой парень.

– А, это ты, Валери. Привет! Сейчас сделаю.

Он отставил было швабру, тяжело переводя дыхание, но Лера решительно махнула ему рукой.

– Не суетись. Сегодня день самообслуживания, – она демонстративно брякнула на стойку две монеты и направилась к кофемашине, возле которой уже примостился поднос с белоснежными чашечками.

– Спасибо, любимая! Можешь взять две печеньки вместо одной! – парень сверкнул благодарной улыбкой и вернулся к своей работе.

Лера в пабе считалась почти за свою, поскольку пела по пятницам, заставляя посетителей задержаться подольше и выпить побольше. Но она и сама пыталась всеми силами влиться в эту обособленную экосистему, сосредоточенную вокруг алтаря барной стойки. Тоскующая по родине эмигрантка здесь как будто возвращалась в свою привычную среду. Частенько в конце вечера, когда оставались только завсегдатаи и кухня отмечала смену пинтой, она на какой-то момент даже переставала замечать, что говорит на чужом языке. Будто бы попадала в какую-то вселенную, параллельную московской, где был точно такой же зал, стойка, дерзкий бармен, раздобревший подвыпивший завседай, язвительная официантка… Похожие темы диалогов и мизансцены, только с небольшими нюансами. И вот тогда она чувствовала себя частью не только ресторанной внутрикорпоративной тусовки, но и всей этой английской жизни в целом. Переставала быть чужой.

Но длились такие моменты единения обычно недолго. Ребята разбегались по своим делам, нередко – продолжать в другом месте, подальше от бдительного Чарли. Леру с собой не звали. Не сказать, что ее это сильно расстраивало – в подруги она никому тут не набивалась, но какое-то досадное ощущение отчужденности, противно посмеиваясь, толкало в бок. Словно ей негласно указывали на ее место, и она не была уверена, что когда-нибудь сможет чувствовать себя здесь так же легко и органично, как было дома. Англия приветливо улыбалась ей, называла “любимой”, не вкладывая, однако, в это слово никакого тепла, и незаметно подталкивала к выходу, как гостя, которому не особо-то и рады.

Пару раз она подумывала устроиться в “Треску” на работу, понимая, что, скорее всего, ей светит только место помощницы на кухне или официантки. А на что еще рассчитывать? До менеджера ей здесь точно не дорасти. Специфики местного рынка она не знает – страшно. Да и у Чарли тут все было схвачено. Старшим барменом в “Треске” работала его младшая дочь, а управляющим – муж старшей. Семейный бизнес и английский консерватизм против ее опыта. Вот это действительно было обидно