Антон Леонтьев - Флакон смерти №5

Вероники, которая, судя по всему, была не прочь стать ее мачехой!

– Папа, ты думаешь, это такая уж хорошая идея – работать над статьей вместе с ней? – спросила Зоя, а отец, который – святая простота! – конечно же, ничего не подозревал и принимал происки Вероники за чистую монету, ответил:

– Ну, тема-то жутко интересная. Я уже синопсис составляю. Вот, послушай…

И он, вернувшись к компьютеру, стал зачитывать Зое свои научные идеи.

Девушка же, не прерывая отца, поняла, что разговор ушел совсем в другую плоскость. Никакого разговора не получилось, собственно, да и не могло получиться по определению.

Даже если она сейчас выпалит, что уходит из меда, отец ее не услышит. Потому что он слышит только то, что хочет.

А что, если так и сделать – просто выпалить, что финита ля комедия, кина уже не будет?

И «красного» диплома в меде тоже?

– Папа, – произнесла Зоя тихо, но странным тоном, – папа!

Отец, оторвавшись от чтения синопсиса научной статьи, которую намеревался писать вместе с Вероникой, не исключено, ее будущей мачехой, воззрился на Зою.

Ну, если отец так хочет, то пусть женится на Веронике – почему бы, собственно, и нет? Вероника, как утверждали все в один голос, умела сенсационно готовить и явно носила бы отца на своих сильных наманикюренных профессорских руках.

Отцу все же за пятьдесят, он уже полностью седой и не неразумный мальчик, попавшийся в сети хитрой разведенки. Если Вероника, то и пусть, лишь бы отец был с ней счастлив: станут писать вместе свои статьи, что в этом плохого?

Вероника, конечно, не будет Зое второй матерью, но вряд ли она на это претендовала. С ней, в этом Зоя не сомневалась, они найдут общий язык.

– Папа! – повторила с вызовом Зоя, решившись. Сейчас или никогда.

Отец, глядя на нее, виноватым тоном произнес:

– Ах, ну да, ты же хотела что-то мне сказать, дочка, а я тут стал тебя забалтывать. Так в чем же дело?

Воцарилось молчание. Зоя посмотрела на отца, на посверкивающие очки отца, на выражение его благородного лица, на его подрагивающую руку на компьютерной «мышке».

Ну да, похоже, он тоже волнуется. И не молодеет с годами: у них с мамой Зоя была поздним ребенком – поздним и единственным.

И что будет, если этот ребенок, поздний и единственный, вдруг заявит: дорогой папаша, все твои мечты в отношении меня пойдут полным прахом, я отныне веду собственную жизнь и вообще чао!

– Так в чем дело, дочка? – спросил он, убирая руку с «мышки» и снова беря красный экзаменационный карандаш, начиная с ним играть. Этот мелкий жест ужасно отвлекал Зою.

– Папа…

Она снова сделала паузу. Ну, давай же, трусиха, говори то, что так давно хотела сказать. И вдруг все эти мысли, формулировки и аргументы, которые вылетели у нее из головы, вновь вспыхнули в мозгу. Чувствуя уверенность, Зоя посмотрела на отца, на его пальцы, меж которых сновал красный карандаш.

– Папа, я должна сказать то, что тебе не понравится, но это ведь моя жизнь. Я приняла решение…

Раздался звонок старомодного телефона на столе отца – приглушенная, даже едва слышная трель, но и ее хватило, чтобы сбить Зою с толку.

Отец, подняв трубку, тотчас снова положил ее и, внимательно глядя на Зою, произнес:

– Извини, что нам помешали. Но ты продолжай, продолжай…

Телефон снова зазвонил, и отец, на этот раз взглянув на дисплей, нахмурился:

– С кафедры. Извини, но мне надо принять этот звонок. Это недолго.

Он не обманул – телефонный разговор действительно длился недолго , но с каждым сказанным отцом словом Зоя ощущала, что решимость покидает ее.

Повесив трубку, отец сказал:

– Извини, но дело было срочное и отлагательств не терпящее. У тебя ведь тоже такое, дочка?

Наверное, да, хотя с принятием решения она тянула уже целые годы.

– Так что ты хотела мне сказать?

В самом деле, что?

Зоя выпалила:

– Папа, ты точно уверен, что Вероника тебе подходящая пара?

И прикусила язык.

Ну да, так и не решилась, вот ведь трусливое создание!

Отец, усмехнувшись, ответил:

– Думаешь, она мне в спутницы жизни набивается? Знаешь, я как-то об этом не думал, дочка, хотя все может быть. Но относительно этого ты можешь быть абсолютно спокойна – твоей мачехой она точно не станет!

И почему ляпнула о Веронике, хотя намеревалась сказать совершенно иное?

– Не исключаю, что она все еще неровно ко мне дышит, но шансов у нее, дочка, нет!

Зоя пробормотала:

– Хорошо, что я сдала ей анатомию, шансов получить «пятерку» после того, как ты ее отошьешь, у меня не было бы…

Отец, бросив на стол красный карандаш, заявил:

– Ты так не рассуждай, дочка! Вероника и ее возможные ко мне чувства к твоим успехам отношения не имеют! Ты ведь прирожденный медик, ты это сама знаешь! Эта «пятерка» – исключительно твоя заслуга, а не ее и не моя!

Ну да, как бы не так! Не подбивай Вероника клинья к отцу, не видать бы Зое не только «пятерки», но и «четверки», как своих ушей.

– Папа, ты переоцениваешь мои медицинские таланты. Хорошо, что ты сам завел об этом речь. Не думаю, что из меня выйдет толковый врач. Более того, я уже давно хотела сказать тебе, что…

Отец прервал ее, в явном возбуждении, так, что у него задрожали руки, заявив:

– Что ты такое говоришь, дочка?! Я так горжусь тобой и твоими достижениями, а это все твои достижения, уж поверь мне!

Ну да, прямо уж так и ее: это достижения его собственные и покойной мамы, которую в меде еще хорошо помнили.

– И никакая Вероника тебя завалить на экзамене просто не может!

Как бы не так: очень даже может!

– Папа, разреши мне все же довести мою мысль до конца. Я хотела сказать тебе, что медицина – это не то, о чем я мечтаю…

Но отец даже не слышал ее слов, продолжая грохотать:

– Нет, это ты мне разреши, дочка! Не понимаю, отчего ты сама не ценишь себя и свой несомненный медицинский талант. Я же наблюдаю за тобой, я же горжусь тобой! Ты – как твоя мама в молодые годы! Будь она жива, ее бы очень радовало то, чего ты достигла и еще добьешься. А ты добьешься многого, дочка! Очень многого!

Будь она жива… Но ведь мама умерла.

Упоминание мамы развеяло остатки уверенности Зои, и девушка, слушая монолог отца, поняла: нет, если она ему и скажет, то не в этот раз.

Не в этот.

– Так что же ты хотела мне сказать? – вдруг спросил он ее сам, и Зоя растерялась. Она ведь только что приняла решение пока не ставить его в известность, решив сделать это на следующей неделе.

Или в следующем месяце.

– Да нет, ничего, папа…

Но отца было не провести. Он продолжал настаивать:

– Дочка, не юли! Ты же сама знаешь, что я такого не люблю. И мама не любила. Так что за решение ты приняла?

Зоя, зажмурившись, выпалила: