Николай Шахмагонов - Судьба советского офицера

Она ответила, подобно Бунинской героине из «Чистого понедельника», мягко и ласково:

– Спасибо за цветы… Какой удивительный букет…

– Вы ярче и краше любого самого яркого цветка, – ответил Синеусов, поразившись неведомо откуда взявшемуся красноречию.

– Ну что вы, что вы, – слегка покраснев, возразила Ирина. – Я самая обыкновенная.

Но от глаз Синеусова не укрылось, что ей очень приятны его слова: румянец на щёчках, гармонировал с алой блузкой.

– Куда мы пойдём сегодня? – спросила Ирина, торопясь увести разговор от комплиментов, которые, как она не без основания предполагала, Синеусов был готов расточать бесконечно.

– Я обещал вам показать город.

– А можно я цветы дома оставлю? Вы не обидитесь? Мы же долго будем ходить. Они завянут, пока гуляем…

– Конечно … Я подожду здесь, на лавочке, в тени.

– Вы на «Провале» были? – Спросил Синеусов, когда Ирина вновь предстала перед ним. – Нет? С него и начнём.

И снова им пела арфа, почти не видная с тротуара, по которому они шли в сторону «Провала», и снова с высоты открывался в прогалинах зелени город, только не ночной, а залитый солнцем. «Провалом» именуется не только сам провал в склоне горы, открывший подземное озеро. Так в Пятигорске принято называть целый район, где сплошь санатории, санатории, санатории, выстроившиеся вдоль дороги, огибающей Машук по его склону, близ подножия. Сам же «Провал» превращён в одну из достопримечательностей Пятигорска. К подземному горному озеру с сероводородной минеральной водой, которая и вымыла пещеру, прорыли туннель, а в самом конце его сделали небольшую смотровую площадку на берегу озера.

Сначала Синеусов показал Ирине «Провал» из туннеля, затем они поднялись к самому провалу в склоне. Те, кто никогда не бывал в Пятигорске, не могут заметить случайной или умышленной ошибки в фильме «Двенадцать стульев». Там известные «предприниматели», далёкие предшественники «реформаторов»-ельциноидов, собирали деньги за вход вовсе не в тоннель провала, а к гроту, что находится прямо под Эоловой арфой. Справа – скала, слева – обрыв, отгороженный металлической оградой.

И сам «Провал», и подходы к нему выглядят совсем иначе. К самому же провалу в склоне никаких путей не подведено. Туда ведут тропки. Огорожено это место весьма непрезентабельным заборчиком. Синеусов и Ирина постояли у этого заборчика. А когда спускались вниз по крутой тропке, он впервые и, можно сказать, по исключительной необходимости, обнял её, снимая с высокого бруствера, ограждающего дорогу от оползней. Лишь на мгновение охватили его руки горячую, притягательную талию Ирины, но и этого было достаточно, чтобы не сразу прийти в себя и успокоиться. От «Провала» они вернулись к каскадной лестнице, спустились вниз и пошли через «Цветник» и центральную улицу, к которой он выводил, до самого городского парка, нешумного и малолюдного, но с традиционными колесом обозрения, каруселями и эстрадой.

Чтобы не тратить время на ужин, заглянули в маленькое кафе со сладким названием «Шоколадница». Теперь подобных заведений хоть пруд пруди, а когда-то они были своеобразной достопримечательностью лишь некоторых городов, в том числе и Пятигорска.

– Мы сегодня доберёмся, наконец, до танцплощадки? – спросил Синеусов.

– Мне, наверное, надо всё-таки переодеться. Публика у вас почтенная. Удобно ли мне, в таком виде? – спросила Ирина.

– На летней танцплощадке полумрак. Ничего страшного.

– И всё же я переоденусь…

Погода в Пятигорске переменчива. Весь день было жарко, и на небе – ни облачка, но к вечеру «Машук» надел шапку – так говорят местные жители, когда дождевые тучи седлают вершину горы. Примета простая – жди дождя. Но Синеусов ещё не знал местных примет. Они с Ириной поднялись на склон Машука к «Ленинским скалам», она быстро переоделась, но, когда они по пути в военный санаторий, миновали корпус с драматическим названием «Опавшие листья», на них упали вовсе не листья, а первые капли дождя. Не придав этому особого значения, они перешли дорогу и направились к верхней проходной военного санатория. И тут на них обрушился каскад воды.

– Ой, я теперь, как облезлая курица, – стремясь перекричать громовые раскаты и шум дождя, пожаловалась Ирина.

– Это вам не грозит. В смысле, может, и промокнете, но вы ещё краше под дождём.

Они бежали к проходной, а дождь хлестал всё сильнее и сильнее. Не останавливаясь перед потоком воды, преградившим им путь, Синеусов подхватил Ирину на руки и перенёс через этот поток. Она охнула от неожиданности, обхватила руками его шею и не разжала объятий даже тогда, когда он уже поставил её на ноги. Их губы оказались близко друг к другу, глаза смотрели в глаза. Они были одни под проливным дождём, хотя справа прятался в зелени трёхэтажный корпус, а слева белела санаторная столовая. Мгновение, другое… И горячий поцелуй, подобно молнии, озаряющей дождевую мглу и прорезающую своим светом стену дождя, соединил их горячие уста. Мгновение… И новый отрезвляющий шквал дождя возвратил их в действительность. Они не сразу сообразили, что надо было скорее бежать под крышу, их тела ещё были рядом, сильные, молодые, плотно облегаемые вымокшей до нитки одеждой.

– Бежим ко мне, – опомнившись, предложил Синеусов. – Скорее, скорее, а то простудитесь…

Они миновали санаторский клуб. Танцевального вечера не было слышно. С летней площадки всех распугал дождь, а в зимнем зале ещё не закончился ремонт.

Вот и жилой корпус, новый, многоэтажный, комфортабельный.

– Ой, что вы, я не пойду. Я здесь подожду, – испуганно заговорила Ирина.

– Ну, пойдёмте же… С вас вода ручьём течёт, – заметил Синеусов.

Лифт поднял их на пятый этаж, и ещё через минуту он распахнул дверь своего номера.

– А сосед? – спросила Ирина. – Неудобно как-то.

– Я живу один, – пояснил Синеусов.

Ирина вошла и огляделась. Комната была просторной, с двуспальной кроватью и тумбочками по бокам, с письменным столом у окна. В углу, на журнальном столике – телевизор. На столе – пишущая машинка.

Синеусов подошёл к столу и выдернул из каретки лист бумаги.

– Что-то секретное? – хитро спросила Ирина.

– Пока, да, – ответил Синеусов. – Но придёт время, и прочту.

Она всё ещё стояла посреди комнаты, потому что не могла сесть – и юбка, и кофточка были настолько мокрыми, что могло показаться, будто их только что изъяли из стиральной машины, в которой сломался отжим. Синеусов предложил Ирине пройти в ванную и подал чистое полотенце с дальнего края кровати.

– Спасибо… Вот только переодеться не во что.

Он открыл стенной шкаф и с улыбкой протянул спортивные шорты с рубашкой, пояснив, что ничего более подходящего, увы, нет.