Николай Шахмагонов - Судьба советского офицера

Ирина скрылась в ванной, а он быстро достал из холодильника бутылку Шампанского, фрукты, шоколадку и всё это красиво, насколько мог успеть, разложил на письменном столе, предварительно убрав пишущую машинку. Ирина вошла в комнату, когда он уже завершал эту скромную сервировку стола. Он делал это настолько привычно и сноровисто, что она невольно подумала, причём не без сожаления, что, вероятно, подобное ему приходилось делать нередко.

– Прошу к столу, – пригласил Синеусов. – Нет-нет, садитесь на кровать. В кресле очень низко… Садитесь, садитесь, – прибавил он, предвосхищая возражения, – а я сяду на стул.

– Вам же будет не видно телевизор, – попыталась возразить она.

– И не нужно. Я буду смотреть только на вас.

Из телевизора, который в те годы стремительно обращался в бесноватый ящик, неслись обычные стенания по «преимуществам западного образа жизни». Губошлёпы из программы «Взгляд» шлепали о том, что, если в стране будет много очень богатых, в ней вовсе не останется бедных. И тогда все будут иметь возможность купить дачи, машины, ездить на вожделенный для «взглядовцев» Запад и, одним словом, удовлетворить все свои хотения. Это было время, когда люди, обманутые телевидением и жёлтой прессой, ещё верили бесноватым комментаторам и репортерам, принимая бесноватость за искренность.

– Что творится? Митинги, демонстрации, – с горечью сказала Ирина. – Не знаешь теперь, как историю преподавать. Тут один историк назвал Болотникова, Пугачева и декабристов чуть ли не врагами и бандитами. Читали? Кажется, Теремрин его фамилия.

– Да, да читал, – сказал Синеусов. – Он в нашем журнале часто публикуется.

– Так вы его знаете?

– Нет, познакомиться не довелось. Это ребята из отдела истории с ним знакомство водят. У нас по поводу его статей целые дебаты проходят. Старики, однажды, чуть не перессорились в курилке. Одни говорят, мол, на героев клевещет, другие – правду восстанавливает.

– А я, поскольку историю преподаю, должна знать, что говорить ребятам. Они ж от мира не изолированы: телевизор смотрят, радио слушают. Родители-то дома и журналы, и газеты обсуждают, – говорила Ирина.

– Да, много странного в нашей жизни, – резюмировал Синеусов. – Но не будем об этом сегодня. У нас отдых, прекрасные края, прекрасная погода и вы поразительно прекрасны.

– Да уж, погода, – вставила Ирина, снова стараясь увести разговор от обсуждения собственной персоны. – В чём домой теперь идти? В ваших шортах?

У Синеусова замерло сердце. Можно было понять это, как намёк на желание остаться у него, но он тут же отбросил эту мысль, понимая, что сказанное вряд ли можно истолковать подобным образом. Когда вы молоды, полны сил и энергии, а рядом с вами обворожительная молодая женщина, когда вы с нею одни в комфортабельном номере, где никто не может вам помешать, когда перед вами широкая и просторная кровать, какие мысли будут вертеться в голове у вас? Уж, наверное, не о целях и задачах перестройки. У Синеусова в голове образовался полный сумбур, и он никак не мог наладить хоть какой-то связный разговор. Дрожь проходила по телу, когда взгляд случайно падал на её полные коленки и на то, что выше них уходило под его же шорты, на красивые руки, на шею, на рассыпавшиеся по плечам роскошные волосы. Быть может, лет десять назад он бы сел рядом на кровать, попытался обнять… А там будь что будет. Теперь же он любовался ею, но не знал, как поступить, и чувствовал, что и она не знает, как ей вести себя с ним. Они, словно бы оказались на перекрестке дорог, и пути-дороги могли повести в любую сторону. Это было время, когда женщины ещё не продавались, открыто на улице, более скрытно в банях и массажных центрах, и совсем уже тайно, в так называемых элитных клубах. Это было время, когда мужчина должен был завоевать женщину не с помощью омерзительных зелёных бумажек, а только своим интеллектом. Это было время, когда в людях ещё сохранялось некоторое подобие благочестия. Я говорю, некоторое подобие, потому что это благочестие не основывалось на праведной вере, а держалось только на традициях предков, ещё не окончательно сокрушённых, и держалось из последних сил. Это было время, когда ещё сохранялось некоторое подобие стыдливости, когда соблюдалось таинство близости между мужчиной и женщиной. Всё это ещё не было той бессовестной формой взаимоотношений, которую впоследствии внедрила демократия. Это ведь именно демократы подразумевают под любовью не само высшее и светлое чувство, а физические упражнения в похоти. А по сравнению с этими упражнениями, всё то, что происходит в определённое природой время у животных, можно назвать верхом благочестия. В эпоху ельцинизма пошлость стала нормой поведения ельциноидов. И, быть может, кому-то из покупателей любви эпохи ельцинизма могло бы показаться удивительным, что молодой капитан, привлекательный для женщин, забивает голову нелепыми размышлениями. Впрочем, известна простая истина: мужчины делают дело, бизнесмены – деньги. Синеусов относился к мужчинам, которые делали дело, может, и не самое главное в стране, но дело, которое надо делать хорошо. Это главное в его жизни дело определяло и его отношение к женщинам.

Разговор об истории, который они начали, несмотря на очень и очень волнующую тему, был спасительным, разряжающим напряжение. И всё-таки эта тема уместнее была бы в другой обстановке. Они оказались в положении, когда мужчина и женщина, в глубине души, уже чувствуют необыкновенное единение. Но, не менее отчётливо ощущается и непреодолимый барьер, разделяющий их. Он, этот барьер, сдерживал и наших героев. Ведь сами по себе отношения между мужчиной и женщиной основаны на таинстве продолжения человеческого рода. И это таинство не терпит легковесности и легкомыслия.

Синеусов, разумеется, в тот момент вовсе не задумывался о столь высоком духовном смысле происходящего с ним, но подсознательно, на интуитивном уровне, относился к находившейся рядом Ирине, как к какому-то необыкновенному, божественному сосуду, который можно повредить дерзким прикосновением. И он не смел, повредить этот сосуд. Для того же, чтобы он мог прикоснуться к нему, для того, чтобы сделать шаг к тому, о чём не мог не думать как мужчина, будучи рядом с необыкновенной привлекательности женщиной, нужны были какие-то неожиданные, независящие от него обстоятельства. В отношениях с женщинами он был довольно безгрешен, отставая заметно от многих товарищей по службе, да и вообще многих мужчин его возраста, и других, более старших возрастов. Но на то были особые причины, речь о которых ещё пойдёт впереди. Если и случались встречи, он никогда не совершал подлости в отношениях с прекрасным полом, не совершал в силу своего воспитания, своих убеждений. И эти убеждения были достаточно сильны, хотя не имел он ещё в ту пору того стержня, которыё даёт единственно Православие, как не имели в ту пору этого стержня и многие другие. Потому-то благочестие того времени, даже основываясь на традициях предков, всё же было не слишком прочным. Синеусов несмел сделать очередного шага к сближению сам, но если бы Ирина сделала этот шаг, ничего сдерживающего уже не было бы.