Дарья Аверад - Я не хочу остаться один

Когда Судзуки закончил говорить, в библиотеке повисла неловкая тишина. Кен уже понял, что в такую чушь невозможно поверить. Но, внезапно, Шота спохватился и виновато затараторил:

– Так вот оно что. Простите, что помешал. Я уже было надумал себе лишнего, – на лбу у парнишки проступила испарина, выдавая всю неловкость его чувств. – А что за спектакль? – уже заинтересованно спросил он.

Кен растерянно посмотрел на Аято, но тот одним своим укоризненным взглядом показал, что выкручиваться Судзуки придётся самому. Шатен разочарованно осмотрелся вокруг, и ему на глаза попалась та самая книга, валяющаяся на полу библиотеки.

– «Исэ-моногатари», слышал? – сказал Кен, обернувшись к кудрявому парню.

– Я не помню её. Наверное, это сложно сыграть. Особенно для Аято, ведь он будет девушкой, верно? – ехидно поинтересовался Шота, прищуривая свои глаза.

Блондин вмиг встрепенулся и уже был готов бурей обрушиться на парня за такие глупые предположения. Но как только он открыл рот, чтобы возмущённо возразить, Кен не дал Такимуре сделать это, ловко прикрыв его рот ладонью.

– Не обращай внимания. Наш Аято чересчур стеснителен и эмоционален, – издал легкий смешок Кен и самодовольно улыбнулся во все свои тридцать два зуба. – Нам уже надо уходить домой, – добавил он, решив, что пора заканчивать с этой игрой.

Кен отпрянул от Аято и подошел к Шоте. Он дружелюбно похлопал кудрявого парня по плечу и направился в сторону выхода, всё ещё продолжая хихикать с легкой издевкой в голосе.

Шота в это время прошелся сверкающим взглядом по Аято и, растянув свое лицо в глупой улыбке, парировал:

– У тебя отлично получится сыграть, я уверен в том, что эта роль создана для такого человека, как ты!

Кен, ещё не успев выйти, приостановился на словах Шоты, кажется, задумавшись над чем-то важным. Он прикусил губу и развернулся к Аято, кивая тому в сторону двери. Блондин, не став медлить, стремительным шагом направился к Кену.

Проходя мимо Шоты, Такимура злостно прошипел:

– Заткнись, Брокколи.

Кудрявый парнишка на это лишь недоумённо пожал плечами. Он проводил парней со странным, но полным восхищения взглядом.

– Я обязательно приду на ваше выступление! – прокричал Шота в уже захлопнувшуюся дверь.

***

– Мам, пап, мы дома!

Кен с Аято только зашли в прихожую, и в нос сразу же ударил сладкий запах ванили. Услышав шум на кухне и увидев мокрые отцовские туфли на пороге, кареглазый без труда определил, что дома находятся оба родителя. Пройдя к лестнице, к запаху ванили прибавился чудный аромат шоколада. От предвкушения вкусной выпечки на душе у Кена стало теплее, а сегодняшняя неловкая ситуация в школьной библиотеке постепенно начала забываться. Аято тоже отошёл от шока, хоть он ещё и дулся на Судзуки за то, что тот поддержал идею Шоты сделать его девушкой. Пусть даже и воображаемой. Разницы Такимура признавать не хотел.

Парни зашли в спальню и Кен сразу же плюхнулся на кровать, раскинув руки и ноги в стороны. Его белоснежная рубашка слегка задралась, приоткрыв кусочек смуглого торса. Аято ухмыльнулся, стоя в дверном проёме. Он прикрыл дверь в комнату, оставляя небольшую щель. Однако из-за сквозняка она непослушно раскрылась вновь. Но голубоглазый не стал обращать на это должного внимания. Он, неожиданно для Кена, подошёл к зеркалу и сосредоточенно начал щупать своё лицо. Спустя полминуты Аято с неким волнением в голосе спросил:

– Скажи, а я, правда, похож на девчонку? – от такого странного вопроса Кен приподнялся на локти, а его брови натянулись на лоб.

– Опять ты за свои дурацкие мысли. Ну же, Аято, забудь. Будь ты девушкой, я бы никогда в тебя не влюбился, – устало воскликнул младший, пытаясь угомонить блондина.

Аято перевел взгляд на фотографию, стоящую на столе. Там они с Кеном в тринадцать и двенадцать лет, за их спинами родители Судзуки. Господин Соичиро положил руку на плечо шатена и всем своим видом пытался показать гордость за сына. Аято мысленно посмеялся с такого фальшивого выражения лица и невольно начал вспоминать их общее с Кеном детство. Уголки его губ медленно опустились, а беззаботность и искренняя радость от фотографии сменились тихой грустью. Он наблюдал за своим парнем через отражение в зеркале, а затем, тяжело вздохнув, присел на кровать рядом с ногами Кена и отстранённо отвёл взгляд в пол.

– Знаешь, а будь ты девушкой, я, наверное, всё равно бы полюбил тебя, – старший мечтательно посмотрел в потолок. – Было бы неплохо.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурил брови Кен.

– Нам сейчас приходится часто врать и о многом недоговаривать. Наши отношения, они ведь неправильные.

– Это потому что мы парни? – резко перебивает блондина Судзуки.

– Это потому что мы братья, Кен, – отвечает Аято и сам усмехается со своих слов. – Да уж, похоже, мы собрали с тобой целый комплект грехов и подписали контракт с самим Дьяволом, – грустно усмехается он.

– В таком случае, мне не нужен рай, если я не смогу быть там счастливым, – уверенно отрезает Кен, ставя точку в этом неприятном разговоре.

А Аято словно и ожидал такого ответа. Он ухмыльнулся и любящим взглядом посмотрел на Судзуки. Внезапно, парень пододвигается к Кену и садиться к тому на бёдра, нагибаясь для нежного поцелуя. Такимура прикусил нижнюю губу младшего, оттягивая её вниз. Пока он нависал сверху, Кен своими крепкими руками обхватил бёдра Аято и, сильно сжимая их, заставив белокурого с хрипотцой выдохнуть в поцелуй. Запахи их парфюмов смешались, и, казалось, что сейчас в этой комнате возник новый аромат: морской бриз вперемешку с молотым кофе. Постепенно трепетный поцелуй перерос в более уверенный, глубокий. Казалось, они сейчас задохнутся от нехватки кислорода, а кровь закипит от страсти, но они даже не почувствовали этого. В это мгновение у них есть всё, что нужно. Они заменяли друг другу кислород и кровью протекали по венам. Создавалась непоколебимая уверенность, что ничто не способно помешать им в этот момент. Но почему, когда всё так прекрасно, происходит нечто, что ломает любую надежду на тихое и мирное счастье.

Иногда совершенно незначительные действия становятся глупой ошибкой, которая может привести к чему-то более крупному и значительному, чем казалось изначально. Здесь правила игры диктует вероятность, и какова была вероятность того, что господин Соичиро пройдёт мимо комнаты сына именно в тот момент, когда Аято, буквально, вдавливал того в кровать, страстно впившись в мальчишеские губы. Незакрытая дверь позволила во всей красе увидеть эту картину и понять, что происходит. Первое, что почувствовал Соичиро – шок. Он не мог поверить, что его сын, вечный пример правильности и послушания, лежит под парнем и получает удовольствие от его ласк. Мало того, так этот парень ещё и Аято – его приёмный ребёнок. Говоря откровенно и со всей прямотой, Соичиро сильно недолюбливал Аято. Даже несмотря на то, что он принял его в семью и позволил жить в приемлемых условиях, от этого парня Соичиро получал слишком много проблем. Он был абсолютной противоположностью прилежного Кена. Только в отличие от второго, Аято нельзя было бить, ведь об этом могли узнать органы опеки и тогда бы господин Судзуки упал в глазах его коллег. А мнение окружающих всегда оставалось для Соичиро на первом месте. Но в этот момент в его голове властвовала ненависть и презрение к своим сыновьям. Соичиро и подумать не мог, что такие разные люди до невозможности близки. Хотя в данном случае близость была более чем возможной. И эта мысль окончательно разъярила отца.