Любовь Рябикина - У каждого свой путь. Книга третья

Темные глаза начали медленно приближаться, и полковник увидел в них зеленые огоньки. За всю его холостяцкую и отнюдь не монашескую жизнь, такое он видел впервые. Эта женщина неудержимо манила его к себе. В груди стало горячо, а во рту пересохло. Он хотел что-то сказать и не смог. Глаза приближались. Он не мог отвести взгляда и точно так же, не мигая, смотрел на нее.

Марина тронула его губы осторожно, словно пробуя на вкус. Взъерошила волосы на висках и отстранилась, желая увидеть, как он отреагирует. Провела пальцем по подбородку, глядя в глаза. Ее рука невесомо пробежалась по его груди, оглаживая каждый мускул. Скользнула по крепкой шее и замерла на правом виске. Полковника начала бить дрожь. Он судорожно дышал. Она еще раз, дольше и плотнее, тронула его губы, заставляя отвечать. И он сдался…

Будучи весьма опытным мужчиной, Олег наконец-то понял: Марина слишком долго находилась в одиночестве, чтобы сейчас остановиться. Но он понял и другое, эта ночь для него не просто очередное приключение. Он никогда не сможет забыть сержанта. С такой нежностью к нему никто не относился. Женщина покрывала его лицо нежными, легкими поцелуями и каждый почему-то отдавался в душе болью. Его дрожащие руки сдвинули лямочки сорочки на округлых плечах и медленно потянули шелковую ткань вниз. Правая рука легла на полную грудь и слегка сжала ее, скользнула по гладкой коже дальше. Женщина чуть приподняла бедра от его тела, и он отшвырнул тряпки в сторону.

Приподнявшись на локте, осторожно придерживая, опустил на подушки ее голову. Оставаясь на боку, внимательно рассматривал женское тело, так как чувствовал, что никогда больше не увидит сержанта обнаженной. Марина спокойно лежала в голубоватом свете ночника, чуть приподняв согнутую в колене левую ногу, похожая на античную статую. Лишь ее руки и глаза продолжали жить. Она протянула ладонь и погладила его по щеке. Обхватив за шею, потянула к себе…

Оба совершенно забыли о микрофонах. Не было сказано ни слова. На пленку исламистов записывались звуки поцелуев и шорох шелковых простыней, стоны и тяжелое дыхание. Было три утра, когда Марина прижалась головой к широкой груди Олега, обняла его рукой и заснула, прикрыв копной разметавшихся волос его тело. Она дышала спокойно и ровно. Шергун не спал. Несмотря на усталость, он не мог заснуть. Такое с ним случилось впервые – он был счастлив и забыл обо всем. Обнимая женщину за плечи и искоса разглядывая ее лицо, вспомнил, что завтра она останется совсем одна. Отчетливо понимал, что этой ночью она приближает конец для себя и для всей задуманной операции. Вопрос был лишь один: выберется ли Марина живой?

Сердце полковника сжалось. Но он понимал ее правоту. Понимал, что если с ним что-то случится, женщина сорвется и тогда ее гибель будет не за горами. Он знал жестокость фанатиков. Прикинув все шансы, решил внять ее совету и спрятаться. Так было больше вероятности, что Степанова останется жива.

Утром последовал скандал, о котором Олег забыл напрочь. Он попытался привлечь женщину к себе, все еще помня о прошедшей ночи, и вдруг услышал от Маринки капризное:

– Отпустите меня, Эдуард!

Она несколько раз звучно, но не сильно, ударила его по обнаженной груди, делая вид, что сопротивляется. Фыркнула, утыкаясь в подушку. Шергун искренне удивился произошедшей перемене, приподнялся на локте и вдруг увидел смеющиеся глаза. Она ласково погладила его по шее и еще более капризным голоском вякнула при этом:

– Женская слабость простительна, но как вы, мужчина, могли пренебречь своими обязанностями?

Он протянул руку и убрал волосы, прикрывавшие ее лицо в сторону. Решил подыграть и возмущенно ответил:

– Но вы же сами кричали! Я думал, что к вам бандиты забрались, и просто бросился спасать! А вы меня в постель затянули и теперь обвиняете.

Маринка прикрыла глаза ладонью и погрозила ему пальцем. Подавив хохот, яростно взвизгнула:

– Я!?! Нечего было ко мне в спальню в одних трусах врываться!

Он, с самым серьезным видом, удивленно ответил:

– Тогда чего вы ругаетесь? Разве мы плохо ночь провели? По-моему все было прекрасно! Иди сюда, Вика…

Маринка набросила одеяло ему на голову. Вскочила и затопала ногами, торопливо накидывая халат на обнаженное тело:

– Вон отсюда! Вон!!! Чтобы ноги вашей в моем доме не было! Он еще смеет рассуждать. Кто ты такой вообще?!

Все звучало вполне естественно. Шергун, не вставая, натянул трусы. И заткнул уши пальцами от ее истошного визга. Указал на микрофон в лампе. Женщина беззвучно рассмеялась, кивнула и со всей силы треснула кулаком по тумбочке. От удара взвизгнула еще пронзительнее, словно ударившись. Подслушивающие на другом конце провода наверняка оглохли от этого звука.

Оба увидели выпавший микрофон и растерялись. Шергун опомнился первым. Потянулся через кровать и хотел взять его в руки, но Степанова покачала головой. Тогда он попытался уговорить ее:

– Вика, разве нам плохо было вместе? Чем я тебя обидел? Остановись…

Маринка подскочила к двери и распахнула ее:

– Убирайся! Я не желаю видеть перед собой твою рожу, словно укор. Я изменила памяти мужа. О Аллах, как же низко я пала!

На пальцах пояснила: протяни еще полчаса. Он подошел и обнял ее, провел ладонью по волосам, целуя в висок:

– Вика…

Степанова не отстранилась, но крикнула для «слушателей»:

– Не трогай меня!

А сама даже не шелохнулась в его объятиях. Мало того прильнула к нему всем телом, крепко обняв за пояс. Шергун ласково провел рукой по ее шее:

– Вика…

В ответ раздалось рычание:

– Убирайся! Лукавый гяур!

Улыбнулась и потерлась щекой о его грудь. Оба, обнявшись, вышли в коридор. Марина знала, что на лестнице микрофонов нет. Прижалась к уху полковника и шепнула одними губами:

– Спасибо за сегодняшнюю ночь и забудьте о ней. Вы поняли, я видела.

Провела пальцем по его губам и легонько коснулась щеки губами. Резко отстранилась и вновь потребовала:

– Убирайся!

Он в ответ грустно улыбнулся, пожал плечами и возразил:

– По-моему, вы еще не заплатили мне за работу, да и вещи мои здесь…

– Собирай шмотки, а я расчет приготовлю!

Кинулась на кухню. Выглянула в окно: ветки на заборе не было. Обрадовалась. Значит, визуального наблюдения за дачей со стороны исламистов нет. Забила в пакет половину жареной курицы, маринованные огурцы, десяток пирожков, полбатона колбасы, хлеб, помидоры, понимая, что он хочет есть. Приготовила крепкий кофе. Налила в большую чашку и прокралась, скинув тапочки, в его комнату. Дверь была распахнута.

Он обернулся, но она прижала палец к губам и протянула ему чашку. Шергун был поражен именно этим жестом. Она шелестела целлофаном, заворачивая его вещи, а он с удовольствием пил душистый напиток, стоя рядом. После бессонной ночи кофе было как нельзя кстати, и он с благодарностью смотрел на маленькую женщину. Степанова забрала опустевшую чашку и точно так же прокралась на кухню. Обула тапочки и вновь засновала по кухне. В дверь заглянул Шергун и она рыкнула: