Милена Миллинткевич - Басурманин. Крылья каарганов

От этих слов у Маджида в груди больно кольнуло.

– Который из трёх? – юный хорезмшах встал и в сопровождении новых советников сделал несколько шагов к Джамбулату. – Старший, которого ты задушил собственными руками, потому что он посмел возжелать одну из твоих юных наложниц и, пока ты пребывал в походе, сделал её своей? Что стало с бедняжкой? Её, кажется, казнили вместе с твоим нерождённым внуком?

Сам Маджид этого не видел, но в памяти прочно засело негодование отца о несдержанности и небывалой жестокости брата.

– Или как средний сын? – остановившись возле дяди и склонившись над его головой, тихо произнёс шах, удивившись тому, что Джамбулат вздрогнул. – Твоего сына отравили по твоему приказу, помнишь, дядя? Вся вина его заключалась в том, что он питал слабость к одному из наставников. Защищал, оправдывал перед тобой. А тот, желая навредить нашему роду, обвинил ученика в подготовке заговора против тебя? Позже оказалось, что это гнусная ложь. А ты по горячности не внял разуму и отдал приказ убить сына.

Этот день Маджид и рад бы забыть. Они с отцом и стражниками опоздали всего на миг. Ворвались в шатёр и увидели извивающегося в агонии сына Джамбулата и военачальника, стоящего над телом умирающего. Когда выяснилось, что никто заговор не планировал, Джамбулат не сказал ни слова. Без сожаления ускакал на войну в Византию. А Маджид, закрывая глаза, ещё долго видел предсмертные муки несчастного.

– А может как младший сын?

Звонкий голос хорезмшаха звуком лязгающих клинков разнёсся под сводами зала советов. Юный хорезмшах остановился перед Джамбулатом и, слегка склонившись, заглянул ему в лицо.

– Младший родился хворым, – выпалил военачальник.

– И потому ты собственной рукой лишил его жизни? Зарезал младенца, не дав возможности окрепнуть?

– Он бы всё одно не выжил, – пытался оправдаться военачальник.

Хорезмшах грустно кивнул и медленно вернулся на трон. Советники тут же заняли место по обе стороны.

– Так что скажешь, мой военачальник? Какого сына ты во мне видишь?

Джамбулат молчал.

– Тогда я скажу. Нет веры тому, кто не пощадил собственных детей.

– Я верен тебе, повелитель. Позволь доказать и покарать своевольного и дерзкого Дамира. Только прикажи, и я сожгу его поселение, кровавым ковром из тел покрою земли. Я пополню казну богатствами. Всем известно о его роскошных табунах. Ты же любишь лошадей, мой повелитель? Они будут твоими.

– И сколько коней себе оставишь? А сундуков с добром? Скольких из моего войска ты бросишь на погибель, выполняя обещание? Дамир уже показал, что хитрее тебя, и смотрит дальше да зорче. Как ты собираешься одержать над ним верх?

– Я заманю его в ловушку. Коли не вышло одолеть острым клинком, возьму коварством и хитростью.

– В ловушку, говоришь? А разве не ты попал в его западню? Разве не винил Дамира в неудаче?

– Да, мой повелитель, ты прав. Я гонялся за ним повсюду, а он коварством превзошёл даже Персидского шаха. Я более не стану бегать за ним по степи. Теперь он сам придёт ко мне. У меня то, что ему очень дорого. То, что для него ценнее золота и табунов.

– И что же это?

– То, ради чего он не пожалеет жизни.

– Так открой нам скорее, что за сокровище Дамира попало тебе в руки? – покосившись на новых советников, заёрзал на троне юный хорезмшах.

– Прости, повелитель. Но если я назову то ценное, что удалось мне отобрать у кыпчакского хана, до него могут долететь слухи, и он придёт за своей драгоценностью. А я должен успеть подготовить ловушку.

– Ты так уверен, что для него это столь ценно? Что же! Оставьте… – Маджид махнул рукой, повелевая страже отпустить военачальника. – Я дам тебе возможность доказать преданность Хорезму и мне, твоему повелителю.

Турсун склонился к шаху и что-то прошептал на ухо. Юный правитель поднял руку, повелевая советнику отступить. Тот поклонился, отошёл на шаг назад и положил ладонь на трон.

– Раз уж кроме тебя у меня не осталось родственников, – продолжил Маджид, – я тебя пощажу на этот раз. Расправься с непокорным бунтарём и докажи верность. Принеси мне голову хана Дамира или сложи свою. Если явишься ни с чем, я велю изрубить тебя на куски и скормить тиграм. Моему войску слабый военачальник не нужен.

Турсун склонился перед шахом, когда за Джамбулатом закрылись двери.

– Что прикажет повелитель?

– Я желаю, что вы не спускали с него глаз. Чтобы ни один стервятник не пролетел над головой, ни одна песчинка не поднялась с земли без моего дозволения. Мне нужно знать о каждом шаге Джамбулата, обо всём, что он делает, кого принимает, где бывает. Разузнайте, что это за таинственное сокровище хана Дамира попало в руки моему дяде.

– Он не скроется от нас, повелитель, – склонил голову второй советник.

– Стань для него кошмаром, Яшан. Пусть мой дядя вздрагивает от каждого шороха за спиной. Я хочу, чтобы он боялся – тени на стене, воды в кувшине, лепёшки на столе.

– Так и будет, повелитель! – переглянувшись, советники довольно усмехнулись, поклонились и скрылись за дверьми.

– Что же ты скрываешь от меня, дядя? – вслух произнёс Маджид, оставшись в одиночестве.

***

Всю ночь военачальник Хорезма не мог сомкнуть глаз. Мысли о ловушке, куда он сам себя загнал, не покидали его. И только к концу дня он понял, что нужно делать. Джамбулат отправился на окраину столицы. Он скакал по улицам Гурганджа, что есть сил, стегая коня плетью по бокам, поднимая столб серой пыли, мчался к неприметным мазанкам, примостившимся у подножья холма.

Светило, медленно спускавшееся к пастбищам, застило взор и согревало приятным теплом. А там, далеко, земли ненавистного ему хана Дамира скованы стужей, укутаны белым саваном. Седые тучи роняют замёрзший пух и прячут остывшие лучи. Джамбулат поёжился.

Остановив коня возле вросшего в землю дома-мазанки, он спешился, набросил на кол ограды поводья и стремительно вошёл внутрь. Щурясь, осмотрелся. В полумраке глаза не сразу различили сидевшего у входа мальчишку.

– Тамача, скройся! – немного привыкнув к тусклому свету, гаркнул он. – Воды коню дай, да корма насыпь.

Мальчишка встал, поклонился и вышел из мазанки, плотно затворив створчатые двери.

С низенькой скамейки поднялась женщина.

– Суюма! – Джамбулат холодно посмотрел на сестру.

– Что случилось, брат? Ты был во дворце? Что сказал шах Икинджи? Что тебя тревожит?

– Икинджи? – хмыкнул Джамбулат. – Разве ты не знала? Его больше нет.

– Как так, брат? – Суюма подошла совсем близко и заглянула в лицо. – Что стало с правителем? Почему ты не защитил его?

– Наш старший брат желал, чтобы я неотлучно находился у его трона, – презрительным тоном заговорил Джамбулат, отстраняясь от сестры. – Требовал исполнять каждое его желание, всюду следовать за ним. Запретил мстить моим врагам, заставляя гоняться по степям и горам за теми, кто был неугоден ему. А когда я возвратился с великой добычей, он лишил меня части богатств и урезал жалование. Я приказал Яшану и Турсуну убить его. Ты помнишь их?