Юлия Чернова - Водопад в пустыне

– Будет дождь, – сказала она. – И еще новость: машина проехала в пустыню, ты не заметил? И я говорила с матерью о нас с тобой…

Девушка надеялась, что ее последние слова сильнее всего заинтересуют Асеха. Вероятно, так и случилось, но он был мужчиной, а потому не мог обнаружить нетерпения, присущего только женщинам и детям. Он окинул взглядом горизонт, медленно и глубоко втянул воздух, словно пробуя его на вкус, и сказал:

– Дождь пойдет позже, к вечеру. Сильный дождь.

– Значит, травы в этом году будут густые и сочные, – порадовалась Аминат.

В ее мире ничего не боялись так, как засухи. Аминат едва исполнилось пять лет, когда началась опустошительная засуха. Аминат до сих пор помнила тучи мух, вьющихся над павшими животными. Засуха разорила многих скотоводов. Два ее деда вынуждены были уйти на север, искать заработка и пропитания в городах.

– Будет вдоволь воды, – повторила Аминат.

Асех кивнул. Лицо его озарилось мальчишеской улыбкой, странной на суровом, дочерна загорелом лице.

– Что сказала твоя мать?

– Сказала, что я налетела внезапней песчаной бури и застала ее врасплох.

– Разумеется, врасплох, – преувеличенно серьезно согласился Асех. – Легче найти озеро в пустыне, чем девушку, рвущуюся замуж. Проще утолить жажду песком, чем встретить женатого мужчину. А мы захотели пожениться. Конечно, Дамига удивилась такому чуду.

Оба помолчали. Девушка знала, что новость не порадовала Асеха, но он не позволил отразиться на лице недовольству, как прежде – нетерпению. Асех был всего на два года старше Аминат, но в пустыне взрослели рано. Он давно мог жениться, однако ждал Аминат. А ее не спешили выдавать замуж.

– Мама ответила, что должна подумать. Не знаю, долго ли…

– Недолго, – успокоил Асех. – Пока не подрастет Алия. Должен же кто-то вместо тебя помогать по хозяйству и присматривать за младшими детьми.

– Шесть лет ждать?! – ужаснулась Аминат. – Эта ленивица вырастет нескоро!

Тут она фыркнула, сообразив, что Асех шутит. Твердо заявила:

– Поговорю с отцом, когда вернется из Каф и ша.

– Отец решает судьбу сына, – возразил Асех, – за судьбу дочери отвечает мать.

– Тогда я снова ее попрошу.

Улыбка Асеха стала явственнее.

– Нетерпение украшает невесту.

– Зато сдержанность не к лицу жениху!

Асех продолжал улыбаться ее горячности.

– Не спеши. Лучше я сам поговорю и с твоим отцом, и с Сетун-ахом.

Аминат, дай себе волю, долго бы еще курилась от негодования, как песчаная дюна под ветром. Однако, если Асех не считал нужным тревожиться, то не пристало беспокоиться и ей. Было бы смешно, откажись она доверять уму и силам собственного избранника.

Асех, видя, что она успокоилась, заговорил о другом:

– Какую машину ты видела?

– Серебристую машину, вон там, – она вытянула руку, указывая.

– Я тоже ее заметил.

– Да, она ехала с запада на восток, вдоль хребта Румяных гор. Наверное, – из Бериата. Только куда? Никак не могу догадаться.

– Здесь не бывает ни туристов, ни ученых, – с расстановкой проговорил Асех.

– Я подумала: может в соседнем становище кто-нибудь заболел? Они поспешили за врачом, и это неслась в Этиаш санитарная машина?

– Нет, – ответил Асех после короткого раздумья. – Заболей кто-нибудь из соседей, мы бы непременно узнали. Они поехали бы в Бериат за врачом мимо нашего стойбища.

– Верно, никто не проезжал, – согласилась Аминат. И снова в ее сердце змеей вползла тревога. – Чья же это была машина, Асех?

Он улыбнулся и, делая вид, что поправляет покрывало девушки, коснулся ее блестящих черных волос. Обычно женщины племени заплетали четыре косы и укладывали короной. Но Аминат причесывалась на городской манер, скручивая волосы в тяжелый узел на затылке. Волосы у нее были густые, но не вились, о чем она в тайне не переставала сокрушаться, завидуя кудрявым подружкам.

Асех провел кончиками пальцев по ее волосам, дотронулся до висков. Сказал внезапно тихо:

– Аминат… Машина давно уехала, песок занес отпечатки шин. А мы все гадаем…

Девушка прижалась щекой к его руке – словно к раскаленному на солнце камню прильнула.

Послышался шелест осыпающегося песка и мелких камешков. Асех отдернул руку. С обрыва, проваливаясь по щиколотку в песок, сбегала девочка. Летела так стремительно, что чуть не промчалась мимо. Асех подхватил ее и удержал.

– Алия! – воскликнула Аминат, не выказывая ни малейшей радости от встречи с сестрой.

Догадливая девчонка сообразила, что явилась не вовремя, и начала оправдываться:

– Меня мама послала. За тобой. Нужно укрепить шатер – утром, в спешке, плохо поставили.

Она обращалась к Аминат, но смотрела на Асеха и улыбалась самым умильным образом, пока не вызвала ответную улыбку. Затем быстро повернулась к старшей сестре и показала язык. Потом закружилась на месте, хвастаясь праздничным нарядом – красной рубахой, шароварами в красную и черную полоску и белым покрывалом.

Алия горной козой взлетела по крутой тропе на одну из вершин холма, издалека напоминавшего спину верблюда. Холм так и назывался «Двугорбым.» Аминат, сберегая драгоценную лошадь, избрала другой путь. Плавный, еле заметный подъем вел в седловину между двумя «горбами». Склон, обращенный к седловине, был пологим, его с легкостью одолевали и лошади, и овцы, и верблюды.

Оказавшись наверху, Аминат снова увидела Алию. Младшая сестра заметно присмирела, и не диво: у тропы поджидала мать, а детям было прекрасно известно, что Дамиг а не выносит капризов. Она не была суровой, но – очень требовательной; редко кто отваживался ей перечить. Ее окружало особое поклонение – Дамига слыла первой сказительницей племени. Никто не умел лучше нее оживить древнюю сказку, заставить слушателей плакать над судьбой несчастных влюбленных или смеяться над проделками хитрецов.

Аминат глядела на мать с робостью и восхищением. Дамига успела нарядиться к празднику, тонкие золотые браслеты позванивали на запястьях и щиколотках; широкие, литые – стягивали руки выше локтей. Вместо обычного шнура, поддерживавшего головное покрывало, лоб охватывала цепочка с подвесками. Две цепочки и ожерелье покоились на груди, на пальцах поблескивали кольца – муж не уставал засыпать Дамигу подарками. Ни одну женщину племени так не баловали.

– Алия, расседлай кобылу, – распорядилась Дамига. – Аминат, ступай за мной.

Дамига шла быстро, словно едва касаясь земли. Она до сорока лет сохранила удивительную девичью походку. В племени говорили: «Ходит, как поет.»

Отец Аминат уверял, что влюбился в Дамигу, даже не успев ее хорошенько рассмотреть – едва только приметил издали, как она идет по песку, нет, плывет над песком. Он и теперь был влюблен в Дамигу, как в первый год супружества. Все в племени видели подтверждение этому: Дамига не старела.