Розалинда Шторм - Лиса под прикрытием

– И вы мне поможете, дорогуша. Ведь так, моя сладкая?

Я замотала головой.

– Ну же, будьте послушной. Это не больно, скорее, приятно. А если постараетесь, то и вовсе получите от меня подарок.

– Не нужно подарков! – воскликнула я. – Отпустите меня, прошу!

– Что же вы раскричались, упрямица, – осуждающе протянул Милье. – Учитесь покорности, в своем доме я не потерплю своеволия.

Я тихонько заскулила от бессилия и страха.

– А теперь побалуйте своего господина.

Он вынудил меня сесть на колени. Затем стянул кафтан, расстегнул вначале камзол, а потом и вовсе залез рукой в трико. Я в ужасе закрыла глаза.

– Ну же, дорогуша, откройте глазки, – голос шакала сочился довольствием. – Я хочу познакомить вас кое с кем. Вскорости он станет и вашим самым любимым дружком.

Я зажмурилась еще сильнее.

– Откройте глаза, невестушка, – зашипел Вантес. – Или я забуду об обещании и возьму вас прямо сейчас.

Я горестно вздохнула и подняла веки. И тут же едва не опустила снова. Прямо перед лицом находилось достоинство Милье: сморщенное и темное, как старый баклажан. Я с трудом сдержала рвотный рефлекс.

– А теперь приголубь его, – приказал шакал и ткнулся в лицо.

Я инстинктивно подалась назад, но Вантес был настороже. Схватил за волосы, прижимая голову к своему естеству. От ужаса я не могла двигаться, казалось, тело приросло к полу. В глазах полетели черные точки, сознание мутилось, я чувствовала, что еще чуть-чуть и свалюсь бездыханной прямо под ноги мучителя. И тогда…

– Мда, невестушка, – разочарованно произнес жених. – Учить вас еще и учить. Ну да ладно, поступим по-другому.

Он наклонился и дернул платье, углубляя декольте. Да так сильно, что моя грудь оказалась на свободе. Я вскрикнула, судорожно прижимая ладони, но Вантес не позволил прикрыться.

– Не мешайте, иначе…, – со значением прорычал он.

А потом устроился рядом, положив достоинство прямо между грудями. Сжал их, не жалея, сминая нежную кожу. Закатил глаза от удовольствия и начал двигаться. Я ощущала горячие прикосновения и внутренне содрогалась от отвращения.

Нет, я не вынесу унижения. Не смогу жить, как раньше. И уж точно не смогу стать женой этому чудовищу. Уж лучше смерть.

Или…

Решение пришло само собой.

– Хочу найти настоящую любовь, – едва слышно прошептала я.

Шакал не услышал. Сейчас он, вообще, ничего не замечал: ни мой полный мольбы взгляд, обращенный к окну, ни шёпот, ни судорожно сжатые кулачки.

– Помогите найти любовь, прошу, – уже громче сказала я.

У Вантеса с губ текли слюни, капая на платье, на лице расцвела гримаса наслаждения, делавшая его похожим на безумца. Он все быстрее таранил мои груди, не замечая, что оставляет на них красные полумесяцы от ногтей.

– Богиня, кем бы ты ни была, прошу, помоги! – закричала я, чувствуя, что умираю с каждым его движением. – Помоги!

И вдруг шакал взвыл, выплескивая семя на грудь. Бессильно оперся придавливая. Впрочем, я почти ничего не понимала, не видела. Вся моя сущность была устремлена туда, в небеса. Туда, где по поверьям жили боги.

– Помоги, – шептала я, едва разжимая губы. – Помоги.

Вскоре тяжесть ушла, Вантес поднялся, поднял на ноги и меня. Стер платком следы насилия, поправил платье, а потом поцеловал, на этот раз в щеку.

– Дорогая, вы были великолепны, – лучась от довольства, сказал он. – Так и быть, я ежевечернее до самой свадьбы буду наносить вам визиты. Уверен, ваш отец не будет против.

Затем он снова ухмыльнулся и, наконец, оставил меня одну.

Когда дверь за шакалом закрылась, я встрепенулась. Первым порывом было броситься из окна, но я силой воли заставила себя отойти подальше. Надежда есть, пока не уверюсь в том, что богиня отказала в помощи, буду ждать. Сейчас, главное, принять ванну, чтобы смыть прикосновения.

Да-да-да. Иначе я умру.

Кормилица ждала в комнате, было видно, что медведица взволнована.

– Душенька моя, как…

Вопрос застыл на губах.

– Живая Мать! – ахнула она, заметив меня. – Неужели подлый шакал воспользовался?

– Нет, нянюшка, не решился, – я грустно улыбнулась. – Побоялся гнева богини. Пощадил, но…

Я невольно всхлипнула. Номи всплеснула руками, а потом обняла.

– Душа моя, поплачь, станет легче. Все забудется, все уйдет, былью порастет, – причитала она, сама едва не плача. – Обещаю, чтобы он не сделал, все забудется. Исчезнет, рассеется, как туман.

– Исчезнет, – простонала я. – А, может, и я исчезну.

– О чем ты говоришь, малышка?

– Я попросила богиню, всем сердцем попросила дать мне любовь.

– Вот и славно, – выдохнула Номи. – Вот и хорошо. Решилась, душенька моя.

Я заплакала еще горче, выплескивая со слезами пережитый страх и унижение. Только рядом с кормилицей чувствовала себя защищенной. Пусть ощущение было и обманчиво, но я хваталась за эту иллюзию, позволяя себе забыться. Хоть на чуть-чуть, хотя бы на самую малость.

А потом Номи помогла принять ванну, терла изо всех сил, не жалея, и я была за то благодарна. Вскоре вымытая до скрипа и уставшая, будто помогала отцовским работникам в поле, я уснула. Бдительная кормилица прикорнула рядом в кресле, оберегая покой.

Утром матушка вновь потянула меня по лавкам. Я и была бы рада остаться дома, отдохнуть, да только непонятное чувство гнало прочь. Мы обошли несколько салонов, прежде чем я увидела вывеску: черную, лаковую, будто осыпанную блестками. На ней была изображена стрекоза и виднелась надпись: «Гадальный салон жрицы».

Я против воли остановилась, сердце быстро забилось, дыхание стало прерывистым. Неужели моя просьба была услышана, и богиня послала спасительницу?

– Матушка, – срывающимся шепотом спросила я. – А что там за салон? Тот, со стрекозой?

Мать поправила пенсне и вгляделась туда, куда смотрела я.

– Где, дорогая? Ничего не вижу.

– Разве?! Вон же рядом с колбасной лавкой мистера Карминеса.

– Дочь, – строго произнесла матушка. – Там, кроме молочной лавки и булочной ничего нет.

– Как же так?! – я едва не плакала. – Но я же вижу.

– Мари, доченька! – не на шутку испугалась мать. – Да что же это делается?! С этой свадьбой ты сама не своя. Пойдем-ка, выпьем освежающего отвара, отдохнем немного.

И она потянула упирающуюся меня в первую попавшуюся чайную. Я с тоской глядела на волшебную стрекозу.

– Не сопротивляйся, душенька, – шепнула Номи, которую нынче взяли с собой на прогулку. – Усядемся, а потом и ясно станет.

Я только кивнула и позволила матери увести себя. Как и сказала кормилица, миссис Ревиль усадила меня за столик, сделала заказ, и, велев медведице следить, унеслась в дамскую комнату припудрить носик.

– Пора, душа моя. – Кормилица огляделась по сторонам. – Беги, солнце мое ненаглядное. И пусть Живая Мать поможет тебе, куда бы ты ни ушла.