Мила Кин - Порочный треугольник

Девушка смотрела себе под ноги, немного страшась поднимать глаза, чтобы вдруг не разочароваться в городе с первого взгляда. Внизу мелькали небольшие желтоватые камешки, которыми была вымощена дорога, начиная от внешнего края колонн. Они укладывались тонкими спиралями, образовывавшими большие, перекрывающие друг друга круги. Кое-где из редких щелей между камнями выбивались ростки свежей зелени. Ева прикрыла глаза, напряженно вздохнула и наконец подняла голову, чтобы оглядеться. Взгляд тут же потерялся в открывшемся пейзаже, она не знала, куда смотреть, и всё, что оставалось – снова остановиться и окинуть всё неторопливым восторженным взором. Перед ней открывалась городская улица, с двух сторон её высились двух и трёхэтажные дома с песочно-жёлтыми фасадами, украшенными тонкими буро-оранжевыми барельефами вокруг больших округлых окон. Малахитовый плющ и тут витиеватым узором покрывал части стен, наползая даже на красную черепицу покатых крыш, поблескивал глянцевыми листьями в ярких лучах полуденного солнца. Вдоль домов тянулись аккуратные тротуарчики, под светлыми ткаными навесами кое-где ютились небольшие деревянные прилавки с красиво разложенными фруктами, овощами и ароматными булками. Вся картина была такой спокойной, гармоничной и умиротворяющей, что снова всколыхнула подозрение, не очередная ли это цветная иллюстрация. И тут одна, две, три, пять, семь… Человеческие фигуры привлекли внимание Евы. Её взгляд начал метаться между ними – люди в простых старомодных одеждах неспешно ходили по тротуарам, что-то покупали, выглядывали из окон, просто стояли, о чём-то разговаривая друг с другом. Улица жила тихой размеренной жизнью в жарких потоках солнечного света.

Путники продолжали своё молчаливое шествие вдоль малолюдной улицы, шли они прямо посередине дороги, которая, судя по всему, являлась проезжей частью. Но вокруг не было видно никакого транспорта, и девушка не задумывалась над этим, в изумленном предвкушении разглядывая жителей города, которые изредка бросали отрешенные взгляды на двух необычных прохожих, но в целом не проявляли к ним никакого интереса.

– Город казался таким разрозненным из-за леса, – негромко произнесла Ева, мечтательно глядя по сторонам, – а здесь красиво.

Тимор ничего не ответил, но траектория его движения начала быстро меняться и вскоре пересеклась с прилавком, покрытым яркими пятнами всевозможных фруктов. Девушка догнала спутника, подошла к нему сзади на расстояние почти в один шаг и тихонько, почему-то нерешительно выглянула из-за его плеча, разглядывая продавца. Невысокий чуть полноватый мужчина в бежевой тунике и того же цвета куфие [2] Куфия – мужской головной платок, популярный в арабских странах. , прикрывающей голову, с чёрной щетиной на добродушном лице, оторвался от каких-то дел под прилавком и с приветливой улыбкой поднял тёмные вопрошающие глаза на покупателей.

– Два зеленых, – послышался голос Тимора и его палец небрежно указал на сложенные разноцветными горками яблоки. Ева глазами проследила за рукой мужчины и, когда взгляд упал на поблёскивающие глянцем фрукты, в животе предательски громко заурчало. Она тут же покраснела и снова спряталась за спину спутника, стало так стыдно, что хотелось уткнуться лицом в его серую куртку и зажмуриться, но подходить ближе она не решилась, напротив, сделала два шага назад, обхватила руками урчащий живот и замерла, опустив голову.

– Держи, – приятный, но как всегда холодный голос вывел её из кратковременного транса. Ева подняла взгляд на небольшой бумажный пакет, протянутый ей мужчиной, нерешительно приняла шуршащий свёрток и снова смущенно опустила глаза. Тимор, как ни в чём не бывало, двинулся дальше по краю мощеной дороги. Ева быстро взглянула на продавца, густо покраснела, чуть склонила голову в знак благодарности, и засеменила за своим спутником. Чуть погодя, когда фруктовая лавочка осталась позади, а смущение немного отступило, она открыла пакет и заглянула внутрь, там лежало два больших зелёных яблока и пригоршня жирненьких вяленых фиников.

– Откуда ты знаешь, что мне нравятся финики? – со смущенной улыбкой спросила она идущего впереди мужчину. – И что зелёные яблоки мои любимые?

– Я угадал, – небрежно бросил он, – если голодна, не болтай – ешь.

Девушка обиженно скривила губы, но тут же остыла, снова заглянув в пакет, затем тихонько вздохнула, будто набираясь смелости:

– А ты не хочешь? – неуверенно поинтересовалась она.

– Нет, – ответ был всё таким же сухим, на что Ева легкомысленно хмыкнула, мол: «Не хочешь, ну и не надо», – и достала из пакета аппетитный салатовый фрукт.

Яблоки оказались такими сочными и вкусными, что их девушка умяла моментально. Немного подумав, она решила, что финики надо есть помедленнее, так сказать, растянуть удовольствие, тем более, что голод уже отступил и можно было предаваться созерцанию окружающего мира, наслаждаясь сладким, слегка приторным привкусом сухофруктов. К своему удивлению в этот миг Ева заметила, что городской пейзаж, неизвестно как, успел смениться, пока она самозабвенно вкушала яблоки. Перед путниками открылась большая брусчатая площадь в серо-коричневых тонах. Крупные, отполированные до блеска чьими-то ногами, булыжники, выставившие вверх свои округлые спины, неприятно ощущались через подошвы обуви. Вертикально вытянутые узкие дома в два-три этажа, скупо украшенные каменными изваяниями причудливых животных и тонкой угловатой резьбой на бордюрах серых стен, смыкались кольцом вокруг площади, а прямо в её центре возвышалось впечатляющей высоты строение, выполненное в утрированно готическом стиле. Если бы небо сейчас заволокли тучи, и грянул гром, то можно было бы решить, что это исполинских размеров склеп, от которого так и веет мрачной сыростью. Но солнце, как и раньше, заливало всё вокруг радостными лучами, и здание с высоким тонким шпилем походило скорее на творение рук романтично-задумчивого архитектора.

Тимор остановился в тридцати шагах перед причудливо-гротескной постройкой, Ева, поравнявшись с ним, с подозрением вопросительно заглянула в тёмные глаза. Мужчина, едва заметно прищурился, продолжая смотреть прямо перед собой, ей показалось, что в его взгляде мелькнул оттенок гнева. И в голосе глухо заурчало негодование.

– Мы пришли.

Когда долго ждёшь чего-то очень желанного, когда во всех красках представляешь ожидаемое, полагаешь на него надежды и вверяешь мечты, забывая обо всём и обо всех окружающих, а потом видишь, что цель твоего пути, твоего упования – серая безжизненная картинка, не вызывающая ровным счётом никаких трепетных эмоций… Сложно описать, что чувствуешь тогда. Ведь весь путь поэтапно добавлял всё новых радостей в предвкушение, как лестница, ведущая из темноты к свету. Первая ступенька едва различима во мраке, но чем выше, тем больше линий и цветов ты можешь разглядеть, тем больше света. И вот уже, кажется, последняя ступень, поднимаешься на неё и проваливаешься неожиданно во тьму начальной точки своего пути. Так Ева сейчас провалилась в серость окружающего пространства, и ей казалось даже, что действительно над площадью быстро собираются тяжёлые тучи – таким удручающе неожиданным ей виделся конец пути. Всё волнение и радость разом были стёрты из сердца, и над ним повисла противная бесчувственная тишина, это не было похоже на огорчение, скорее на разочарование с примесью едкой обиды и острым ощущением разбитой мечты. Девушка воззрилась на спутника с нескрываемым стоном последней надежды в молящих зелёных глазах, но мужчина – такой холодный и равнодушный, такой серый… он идеально вписывался в бесцветную картину окружающего пейзажа, и его безразличное лицо не давало ни капли надежды. Он будто провёл свою спутницу сквозь живой мир, чтобы ввести в это мёртвое пространство, породившее, наверное, его самого.